* * *

Молодой Арсений Прозоровский между тем стоял на своем месте, ожидая волка. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по отдалению, возвышению, и — обратно — приближению и понижению их, он всем существом своим чувствовал, что совершалось на болоте и в прибрежном лесу. Он знал, что волчицу удалось выгнать с острова, знал, что с ней много молодых, прибылых волков. Знал, что гончие разбились на две стаи, что где-то травили и что-то случилось неблагополучно.

Всякую секунду он ожидал на своей стороне зверя. Осматриваясь, молодой человек строил множество различных предположений, откуда побежит волк, и как он будет травить его. Надежды сменялись отчаянием. К тому же Арсения очень раздражал огромный серый ворон, который прилетев от усадьбы, то кружил над его головой, правда, безмолвно, то также безмолвно усаживался на одну из ветвей деревьев и взирал оттуда. Словно тоже поджидал чего-то.

Окидывая упорным и беспокойным взглядом опушку леса с двумя редкими, но очень толстыми березами над осиновым подседом, а за ними овраг с измытым краем, Арсений с насмешкой думал о Лизиных страхах поутру, которым, честно говоря, едва не поддался.

В самом деле, прав был батюшка, слишком много слушает она свою старуху Пелагею. Ну, какие ж опасности, право дело! Выгнали волчицу с острова, вот уж по лесу гонят ее, до того болота больше и не доберется никто.

Все и решится здесь, у оврага. Очень уж хотелось Арсению, чтобы охота закончилась удачей именно на его месте, мечталось, чтоб вышла на него волчица, а он уж покажет себя молодцом.

Стараясь размяться, Арсений пошевелил плечами, как вдруг хранивший молчание ворон над его головой прокаркал оглушительно — так что мурашки побежали по коже у молодого человека. Сорвавшись с ветви, птица начала кружить над опушкой и продолжала кричать.

Взглянув направо, в ту сторону, где — как он знал, — оставались батюшка и Ермило, — Арсений увидал, что по пустынному полю навстречу ему бежит… Нет, не бежит — летит, почти что летит нечто в голубовато-серебристом сиянии и совершенно безмолвно.

Арсений не верил собственным глазам. Очертания зверя походили на волка. Казалось бы, свершилось долгожданное, величайшее счастье — волк шел на него, как молодой человек и желал только что. Но почему-то ни капли радости Арсений не ощущал от этого. Наоборот, ужас сковывал постепенно члены его.

Собаки вопреки обыкновению, не лаяли как оголтелые, а жалобно скулили и жались к лошади Арсения. Сам конь под седоком волновался и несколько раз взбрыкнул, норовя сбросить его. Ворон над опушкой кружил все ниже и кричал все страшнее. Волк же мчался вперед и словно птица пронесся над широкой рытвиной, преграждавшей ему дорогу.

— Улюлю! — хотел прокричать собакам Арсений, но голос предал его. Он прошептал хрипло, оттопыривая дрожащие губы. Собаки не слушались. Позабыв всю выучку, они тянули в противоположную строну, желая бежать прочь.

Первой при приближении волка рванулась лошадь Арсения. Не слыша хозяина, она понесла под гору, перескакивая через водомоины, и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки, сорвав привязи. Вскоре они были уж далеко.

Ухватившись за гриву лошади, Арсений обернул-ся и ужас и без того значительный, почти заледенил его — быстро увеличиваясь в размерах волк гнался за ним, путь ему явно указывал серый ворон, летевший у Арсения над головой. Лязг огромных зубов слышался совсем рядом.

Заржав, лошадь Арсения остановилась, взбрыкнула так, что не удержавшись, молодой человек упал наземь. Больно ударившись, Арсений на какое-то мгновение лишился сознания — все потемнело у него в глазах.