Больно ударившись, Арсений на какое-то мгновение лишился сознания — все потемнело у него в глазах. Только топот копыт удаляющейся лошади еще слышался тревожно. Где-то совсем рядом снова щелкнули зубы и задержавшийся или выбившийся из сил кобель пронзительно, предсмертно завизжал. Подчиняясь инстинкту, Арсений собрав силы, полз, не отдавая отчета, что спасение уже невозможно для него.
Сотрясаясь в безмолвном вопле, он ощутил, как чья-то влажная рука — да-да, не лапа, а именно рука, человеческая рука локтем сдавливает ему горло. Он невольно прогнулся назад. Ростом выше среднего, молодой, тренированный — отличный наездник и фехтовальщик, — Арсений отчаянно боролся за жизнь. Он схватил эту облипшую болотной тиной руку, сжимающую его горло и всеми силами старался ослабить захват.
Приоткрыв глаза он видел, как что-то острое, то ли лезвие, то ли звериный зуб сверкает совсем близко и рассекает воздух по короткой нисходящей дуге. Оно вонзается прямо в сердце Арсения. По телу молодого человека пробегает дрожь и наступает агония. Арсений чувствует во рту вкус собственной крови и умирает, успев встретить затухающим взором холодную улыбку черной Луны над собой.
* * *
— Ох, Арсений, ох, шаркун паркетный, — сокрушался князь Федор Иванович, отхлебывая охотничьей настоечки из серебряной чаши, — я ж на него положился. А он, гляди, как струхнул, сам сбежал, собак распустил. Домой к матери, под юбку поскакал, прятаться. Вот стыд, вот стыд! — продолжал он, — чего скажешь — то, Ермило? Перехвалили мы с тобой молодого барина. Испортился вовсе он в Петербурге, всю охотничью прыть потерял. Ну-ка, Митька, налей еще, — наклонившись с коня, князь подставил стремянному чашу, — хороша настоечка-то, чмокнул губами, — а все отчего, Ермило, — продолжал рассказывать доезжачему, — а из-за нее, из — за девицы этой Уваровой, о которой мне давеча княгинюшка моя шепотком рассказывала. Влюбился, скажи! Стишки пописывает тайком. Так какие ему нынче волки-то. Одна поэзия в голове. А, Ермило?
Бывалый кобель Бостон с мотавшимися на ляжках клоками дочесал брюхо и встал, насторожив уши. Потом слегка мотнул хвостом. Все охотники, прервав разговоры, устремили взгляды за кобелем. Старый волк, с седой спиной, с наеденным красноватым брюхом бежал по опушке неторопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Вдруг остановился — вся волчья морда его напряглась. Заметив людей, он как бы размышлял: куда, вперед или назад. Да видно, уверенный в себе, пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
— Улюлю! — прогремел своим звучным голосом Ермило и спустил за волком собак. Охотники поскакали следом.
— Улюлю, Бостон! — кричал своему любимцу доезжачий. Перерезывая волку дорогу, Бостон бесстрашно бросился вперед. Почувствовав опасность, волк запрятал хвост между ног и побежал быстрее. Бостон же, изготовившись к прыжку, взлетел с лаем и в мгновении ока очутился на волке — с ним и повалился кубарем в водомоину, которая оказалась перед ним.
Подскакав ближе князь Федор Иванович увидел вертящихся с волком в яме собак, из-под которых проглядывала серая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога и с прижатыми ушами испуганная, задыхающаяся голова — Бостон цепко держал зверя за горло. Довольный, князь Прозоровский уже потирал ладони, готовясь от удачи еще глотнуть ядреной настоечки, но вдруг вода в промоине замутилась до черноты, морды собак и волка исчезли, как будто их и не было вовсе — словно в черном зеркале увидел перед собой Федор Иванович залитое кровью человеческое лицо, вытаращенные мертвые глаза и обнаженные как у черепа челюсти. Вскрикнув, князь пошатнулся и закрыл рукой лицо. Митька тут же поддержал его и помог сойти с коня.
В это время голова волка высунулась из тел собак, наседавших на него, передние ноги стали на край водомоины. |