Изменить размер шрифта - +
Эти мысли принесли ей некоторое облегчение и помогли немного восстановить утраченное самообладание, хотя она по-прежнему стояла на месте, осторожно держа в морщинистых руках конверт, полная смутных сомнений и беспокойства. Посылка, полученная из рук загадочного черного незнакомца, сама по себе не была страшной, но все же кухарка испытывала явный страх. Возможно, инстинкт и суеверия завладели ею; дождь, ветер, то, что она осталась в доме одна, неожиданный темнокожий человек, — все это лишь усугубило ее состояние. Неясный ужас коснулся ее, ирландская кровь всколыхнула память предков, и женщина начала дрожать, словно в свертке было что-то живое, опасное, отравленное, даже дьявольское, и оно будто двигалось.

Кухарка разжала пальцы, и посылка, упав на кафельный пол, издала странный резкий звук, но осталась лежать неподвижно. Женщина внимательно смотрела на нее, но, слава богу, та не двигалась — лежала бездушным коричневым свертком. Если бы днем такой принес посыльный, то в нем могли бы оказаться продукты, табак или даже починенная рубашка. Кухарка все поглядывала на него, даже тронула ногой: тот резкий звук озадачил ее. Но дела не ждали, поэтому она осторожно, несмотря на пробиравшую ее дрожь, подняла посылку. Сверток нужно отдать полковнику «лично в руки». Не желая выполнять эту просьбу, женщина решила положить его на стол и рассказать обо всем утром, да только полковник Мастерс, проведя несколько таинственных лет на Востоке, со сложным характером и деспотическими привычками, не был тем человеком, к которому легко найти подход, а уж утром и подавно.

Кухарка так и сделала — без всяких объяснений оставила посылку на столе в кабинете полковника. Она предпочла проявить некоторую рассеянность по поводу столь незначительных деталей, как ее появление, ибо миссис О’Рейли боялась полковника Мастерса, и только его явная любовь к Монике помогала женщине увидеть в нем хоть что-то человеческое. О да, платил он хорошо, иногда улыбался, к тому же был достаточно привлекательным мужчиной, хотя немного смугловатым, по ее мнению. Время от времени он хвалил приготовленные ею блюда с карри, что ненадолго задабривало кухарку. Во всяком случае, они друг другу подходили, и она оставалась здесь, понемногу подворовывая.

— Не сулит это ничего хорошего, — уверяла она на следующий день горничную, — а уж эти слова: «лично ему в руки, и никому больше», и глаза этого чернокожего, и клацанье, с которым этот сверток упал на пол. Ничего хорошего ни для нас, ни для кого другого. Такие вот черные мужчины не приносят в дом счастья и удачи. Ну и посылочка, да еще эти дьявольские глаза…

— Что ты с ней сделала? — спросила горничная.

— Бросила в огонь, конечно, — ответила кухарка, осмотрев ту с головы до ног. — В печь, если хочешь знать.

Горничная окинула ее недоверчивым взглядом:

— Не думаю.

Кухарка не нашлась сразу, что ответить.

— Что ж, — наконец выдохнула она, — знаешь, что я думаю? Не знаешь. Так я скажу тебе. Там было что-то, чего хозяин боится, вот что. Он чего-то боится — я знаю это с тех пор, как начала здесь работать. Именно это ему и принесли. Он сделал что-то плохое в Индии, и этот долговязый негр принес ему в отместку эту посылку. Вот почему я бросила ее в печь, понимаешь? — Она понизила голос до шепота: — Это был идол проклятый. Вот что было в этом свертке, и полковник… он втайне ему поклоняется, — кухарка перекрестилась. — Вот почему я бросила его в печь, понимаешь?

Горничная смотрела на нее, затаив дыхание.

— Попомни мои слова, малышка Джейн! — добавила кухарка и вернулась к своему тесту.

На том история и кончилась на некоторое время, так как миссис О’Рейли, будучи ирландкой, была более склонна к веселью, чем к слезам.

Быстрый переход