Да. Именно это и произошло. Януарий, наслаждавшийся счастьем и благополучием, внезапно ослеп. Он плакал и рыдал. Он желал себе смерти. А потом на него напала другая беда. Он буквально воспламенился ревностью. Ведь теперь, оказавшись незрячим, он уже не мог приглядывать за юной Маей. А что, если она его одурачит? Он пришел в такое отчаяние, такое уныние, что охотно заплатил бы кому угодно, чтобы тот убил и его самого, и его жену заодно. Ему была ненавистна сама мысль о том, что она сделается чьей-нибудь любовницей или даже женой. Он хотел, чтобы после его смерти она вечно носила траур. Он хотел, чтобы она навсегда осталась одинокой и печальной, как голубка, лишившаяся своего голубка.

Но прошел месяц, другой, и Януарий постепенно успокоился. Он перестал так убиваться. Он научился мириться с постигшим его несчастьем. Чего не излечить – то надо выносить. Только ревность его не унималась. Она пылала в нем пуще прежнего. Он сделался таким подозрительным, что не позволял жене никуда ходить без него. Ей нельзя было кататься верхом. Нельзя было навещать подруг. Он даже дома заставлял ее неотлучно находиться при нем. Мая, естественно, часто плакала. Она так сильно любила Дамиана, что ей казалось – она умрет, если не сожмет его в объятьях. Ей казалось, сердце не выдержит.

Сам Дамиан изнывал от тоски и печали. Теперь он ни днем, ни ночью не мог даже словечком перемолвиться с Маей. Если бы он попробовал с ней заговорить, его услышал бы Януарий. Он ведь никуда не отпускал ее от себя. Этот старикан буквально прилип к ней. Впрочем, им удавалось обмениваться записочками и подавать друг другу кое-какие потайные и молчаливые знаки, выражавшие их чувства и намерения. Ах, Януарий, какая польза была бы тебе от того, что ты видел бы вширь и вдаль, до самого горизонта океана? Не все ли равно – быть слепым и околпаченным или иметь превосходное зрение и быть околпаченным? У Аргуса имелась сотня глаз, которые всматривались во все углы, – но его все равно провели. Богу известно, сколько на свете таких мужей, которые мнят, будто их жены чисты и целомудренны. Что тут скажешь? Чего ты не знаешь, то тебя и не ранит.

Но вернемся к милой и свежей Мае. Она раздобыла воск и сняла слепок с того серебряного ключика от сада, который всегда хранился у Януария. Потом она потихоньку передала этот слепок Дамиану, а тот изготовил копию ключа. Я не стану предвосхищать события. Лучше послушайте меня – и вы узнаете, какие чудеса происходили с этим садом и его калиткой.

Овидий, мой учитель! Ты знаешь всю правду жизни. Ты говорил, что нет на свете такой хитрости, такой уловки, которую любовники не пустили бы в ход ради удовлетворения своей страсти. Ничто не кажется им непреодолимым. Ничто не кажется им слишком сложным. Вспомните Пирама и Фисбу – за ними строго наблюдали и присматривали, а они все равно умудрились общаться через стену. И никто не смог об этом догадаться.

Но вернемся к нашей истории. Утром 7 июня (только вот что за год был, я не знаю) Януарий, побуждаемый женой, возымел большую охоту пойти в сад и предаться там некоторым забавам. Ему захотелось порезвиться с ней. Итак, в то утро он ворковал Мае на ушко:

«Вставай, дорогая, проснись, малышка. Уже слышно, как поет горлица, голубка моя, зимние бури миновали. Поднимись же. Открой свои голубиные очи. Пойдем со мной. О, груди твои слаще вина. Сад обнесен стеной. Там никто не увидит нас. Ступай со мной, ты так бела и прекрасна. Ты пленила мое сердце своей безупречной красотой и добродетелью. Пойдем. Давай позабавимся. Ты одна – мое наслаждение».

Тем временем Мая подала знак Дамиану, чтобы он поскорее проник в сад через калитку. Дамиан взял поддельный ключ, отпер калитку и тихонько прокрался в сад.