Потом эстафету перехватил Мишин, впоследствии передавший меня еще одному типу. В результате я оказалась в монастыре. Возможно, я ошибаюсь, но у меня такое ощущение, что все это делалось с ведома твоих боссов.
— Откуда такая вера в Соединенные Штаты?
— Но делалось все ж таки чужими руками.
— Кажется, я начинаю понимать Андропова.
— Я не права, Юджин?
— Я этого не сказал.
— Следовательно, по каким-то причинам ЦРУ меня негласно опекало. Обрати внимание, Юджин, не-глас-но. То есть не афишируя свою заинтересованность в судьбе некоей В. Мальцевой. В итоге Вшола оказался на Лубянке, где, вполне возможно, находятся уже и Мишин с монтером… И если бы сейчас, в этой машине с цифрами 136, оказался один из тех, кто уже вытаскивал меня, я была бы спокойна. Или, скажем так, относительно спокойна. Но тут появляешься ты…
— И? — лицо Юджина каменело на глазах.
— И я спрашиваю себя: почему? Что случилось? Ты — кадровый офицер ЦРУ. Причем, насколько я помню, специализирующийся по Латинской Америке. Почему, в таком случае, они посылают в Прагу именно тебя? Прага ведь не Буэнос-Айрес или какой-нибудь там Парагвай, верно?
— Уолшу хорошо известны наши отношения.
— Не в этом дело, милый, как ты не понимаешь?! Они сами вступили в игру. И именно потому, что знают о наших, как ты выразился, отношениях, посылают в самое пекло тебя. Для пущей верности. Ибо понимают, что ты сделаешь больше, чем кто-либо другой. Что же случилось, Юджин? Для чего я им понадобилась? Так понадобилась, что они готовы рисковать жизнью довольно ценного, как я понимаю, сотрудника?
— Тебя это тревожит?
— Не хитри, милый. Тебя это тревожит не меньше.
— Допустим…
— Ну хорошо, все будет так, как мы планируем. Ты вывезешь меня из Праги, затем меня обменяют на Вшолу, а потом каким-то чудом вернут обратно. Предположим самое невероятное: вернут не в гробу, а живой и здоровой. Что дальше?
— Мы улетим в Штаты, — тихо ответил Юджин.
— А где гарантия, Юджин, что, оказавшись в Штатах, мы — теперь уже вместе — не попадем в еще более скверную ситуацию?
— Довольно! — он с шумом отодвинул от себя тарелку и встал. — Допустим, все так, как ты говоришь, милая. Допустим также, что и меня тревожат эти вопросы. Но что ты предлагаешь, Вэл? — он протянул мне сигареты. — Не выбираться из Праги? Анализировать наши мрачные перспективы в подвалах Лубянки? Или изменить внешность, принять чехословацкое подданство и пойти работать на завод «Шкода» сменными технологами по качеству резины?..
— Ты разозлился? — я взяла его руку и приложила к своей щеке.
— Нет.
— Тяжело общаться с умной женщиной?
— Да.
— Тебе было бы легче, будь я дурой?
— Сейчас — да.
— Ты знаешь, как мы выберемся из Праги?
— Да, есть план.
— Хороший план?
— С определенной долей риска.
— И ты мне о нем ничего не расскажешь?
— Не сейчас.
— Хоть скажи, в виде чего меня будут транспортировать на сей раз? В гробу, загримированную под покойницу? В виде замороженной коровьей туши для голодающих республики Чад? Или в качестве расчлененной девушки Кио?
— Кто такой Кио?
— Иллюзионист. Ты ответишь на мой вопрос?
— Тебя будут транспортировать в приличном виде. И я буду рядом. Остальное — завтра. Рано утром. Я принесу тебе завтрак в постель…
— Как тогда, в Амстердаме?
— Лучше. |