– Простите, Юрий Владимирович, кем проанализирована?

– Генеральным секретарем и министром обороны, – отбил первый мяч Андропов и добавил чуть тише: – Я был приглашен на это совещание для предоставления необходимой информации. И только...

Суслов недоуменно взглянул на Брежнева.

Генсек подтверждающе опустил тяжелые веки и налил в хрустальный стакан боржоми.

– А я не понимаю, почему этот вопрос так волнует уважаемого Михал Андреича? – по военному рубанул Гречко, оторвавшись от блокнота, в котором все время рисовал танки. – Вопрос достаточно профессиональный, от идеологии далекий, как мне кажется. Да здесь, я думаю, и не место обсуждать его.

– Министр обороны хочет сказать, – трагическим фальцетом воскликнул Суслов, – что заседание Политбюро ЦК КПСС – не место для обсуждения причин падения социалистического правительства в Чили?

– Только без лозунгов, если можно! – поморщился Гречко. – Мы не на съезде партии...

– Я не понимаю, Леонид Ильич! – развел руками Суслов. – Что здесь происходит?! Может быть, министр обороны забыл, что находится на заседании Политбюро, а не на учениях в белорусских лесах?

– Да будет вам, чего вы расшумелись! – примирительно пробасил Брежнев. – Андропов прав, Михал Андреич, совещание действительно было, я сам его созвал. А ты в ту пору в Горьком выступал, на партконференции областной... забыл?

– Допустим, – тонкие губы Суслова сжались еще плотнее, образовав щель, как две капли воды похожую на ту, в которую в метро опускают пятаки. – Но теперь то я в Москве. И хотел бы все таки услышать, что же, собственно, произошло в Чили? Почему мы дали рухнуть правительству Альенде, в которое вложили силы и затратили средства партии?

Брежнев взглянул на Гречко. Министр обороны мотнул головой – так стареющая лошадь отмахивается от назойливого овода, мешающего ей спокойно греться на солнышке. Андропов знал, что генсека с министром обороны связывает старая дружба, которая, как ни странно, была даже выше интриг партаппарата. Шефу КГБ было доподлинно известно, что два стареющих фронтовика, оставаясь наедине, могли часами разбирать причины минского окружения 1941 года. Причем Брежнев главным виновником считал Сталина, а Гречко – начальника генштаба Шапошникова. Кроме того, у Гречко был рак печени, и он уже мог позволить себе все что угодно, даже препирательства с всесильным Сусловым – злопамятным, как скорпион.

Генсек вперил тяжелый, насупленный взор в Андропова и едва заметно кивнул. Председатель КГБ встал и огладил иолы темного пиджака.

– Информация, о которой только что упомянул Леонид Ильич, носит в основном сугубо секретный характер, и я ее могу огласить при всех только с разрешения Генерального секретаря. Суть же ее такова: мы располагали агентурными данными о том, что покойный Сальвадор Альенде имел в последние несколько месяцев тесные контакты с резидентурой ЦРУ в Чили. Их содержание состояло в следующем: Альенде получил от администрации США предложение разорвать все связи с нами в обмен на снятие экономической блокады и стабилизацию социально политической обстановки в стране...

– И Альенде согласился?.. – на сей раз вопрос Суслова прозвучал очень тихо.

– Да, Михаил Андреевич, согласился, – так же тихо ответил Андропов. – Мы располагаем записью этой беседы. И потому я могу с уверенностью добавить: согласился охотно. Мне трудно судить, в чем именно заключались причины столь резкой политической переориентации. Это, скорее, уже ваша епархия...

Гречко демонстративно хмыкнул.

– Таким образом, это мы... – Суслов снял очки и подслеповато уставился на Брежнева: – Мы способствовали приходу к власти Пиночета?

Брежнев кивнул и издал какой то звук, отдаленно напоминающий хрюканье.