Она скинула его и взмахнула своей страшной саблей — и повалилась с раскроенным волобуевским бревном черепом.

— Уводи мальчишку! — Заорал Антон. — Застрелю к чертовой матери!

Только тогда богатырь послушался и, бросив бревно, кинулся наутек.

Увидев, что оборонявшихся стало меньше, килярвы с утроенной энергией набросились на них, будто и не было жуткого боя за плечами. Сабли обрушивались с неуловимой глазом скоростью, так что даже Антон стал пропускать удары.

Теперь был залит кровью и он. Леон же был совсем плох. Седая косматая голова его клонилась, скорость перемещений упала, уже несколько раз Антон перехватывал адресованные старику удары.

— Уходи, Леон, — приказал Антон. — Прикрою.

— Мне не уйти, — выдохнул Леон.

Неотвратимая развязка наступила, когда за спиной вконец обессилевшего Леона возникла девица и прямо на глазах не имеющего возможность что-либо предпринять Антона, мягко погрузила ему саблю в спину по самую рукоять.

Антон поднырнул под падающего, сдернул со страшного вертела. И вдруг увидел выроненный им серпер. Он поднялся с раненым на одной руке, с серпером на другой, и влепил в убийцу очередь. От той в разные стороны полетели руки-ноги, как если бы она попала в пропеллер гигантского вентилятора.

Он развернул дуло в направлении остальных, но выстрела не последовало. Кончился боезапас.

— Ножи! — Скомандовал Антон.

Из ботинок вылезли лишь отломки.

Тогда он швырнул ставшим бесполезным серпер в остервенело подступавших килярв, заставив шарахнуться назад, перехватил Леона удобнее и припустил к воротам.

Когда Антон выскочил в проем ворот, то с недоумением увидел стоящие торчком монументальные воротины, не понимая, как они могут держаться без опоры.

Лишь потом до него дошла вся чудовищная правда.

Ворота держал Волобуев. Антон бы не поверил, если бы не видел это собственными глазами. Человек физически не мог этого осуществить, а Волобуев держал.

Он не был киборгом, он был человеком, в отличие от Антона, но он был очень сильным человеком, возможно, самым сильным из всех, кого спецназовец когда-либо видел.

Силач держал на весу снятые ворота, и ноги его от чудовищного веса погрузились по колено в грунт, словно у мифического героя.

Антон бросился помогать, на что Волобуев процедил сквозь стиснутые зубы:

— Отойди и без тебя тошно.

Он сделал два или три шага, и рубаха на спине потемнела от пота. От нечеловеческого усилия каждый мускул силача дрожал крупной дрожью.

Антон был готов дать голову на отсечение, что слышит потрескивание готовых сломаться костей. Ворота в сборе весили гораздо более тонны.

Несмотря на чудовищный вес, Волобуев удерживал ворота до того самого момента, пока из проема начали выскакивать вымазанные в крови, своей и чужой, килярвы, и только тогда уронил их. Ворота ударили о землю со стуком, напоминающим тяжелый шаг динозавра, отхватив несколько наиболее шустрых ног, и со скрежетом легли на стену. Выход был запечатан, но было неизвестно как надолго.

Люди не стали искушать судьбу и припустили со всех ног. Антон по-прежнему нес Леона, а вдвоем с Куцым они подпирали Волобуева, опьяневшего от поднятого груза.

Они бежали долго, спотыкаясь и падая в темноте во внезапно открывающиеся ямы.

Антон перешел на шаг только тогда, когда Куцый задохнулся окончательно. Сам он мог бежать практически безгранично, пока организм не сжег бы последнюю калорию.

Надо было как можно скорее уйти с открытой местности. Не прошло и получаса, как это им удалось. Они нырнули за первый попавшийся холм и направились к следующему.

Лишь оставив между ними и преследователями, по крайней мере, три холма, он объявил привал.