— Ну и что?

— Пока никакого результата.

— Значит, плохо родственников допрашивали. Значит, надо было нажать. И расколоть. Не может быть, что никто из них ничего не знал. Давай, сыскарь, ищи, сыскарь. Носом землю рой. Нам этот твой Иванов во как нужен! На нем и сосредоточься.

Следователь неопределенно пожал плечами.

— Ты, видно, что-то недопонимаешь, сыщик. Ты сообрази наконец — Иванов у нас уже есть. И пули есть, и пальчики, и показания. Под него вся доказательная база подведена, которую ни один прокурор опровергнуть не сможет. И ни один судья. Слабо им против фактов. А если бы ты еще чистосердечное получил да тот пистолет, из которого он двух потерпевших завалил, при задержании нашел, то, считай, все дело закончено... Понимаешь? Иванов УЖЕ есть. А все прочие участники даже не установлены. И если не будут установлены, то это, считай, висячка. Со всеми не обещающими нам с тобой ничего хорошего последствиями. Ну ты понял или нет?

— А если...

— А если мы с тобой ошибемся, нас суд поправит и дело на доследование вернет. Но только потом вернет. Когда весь этот шум стихнет, а мы с тобой все полученные за успешное расследование дела премиальные пропить успеем. Потом — это, брат, не теперь. Это уже потом...

Так что возьмись за ум и возьмись за Иванова. Который, даже если допустить, что он в этом деле фигура случайная, во что лично я не верю, все равно фигура самая главная. Потому что он на месте преступления был и все видел. Преступников видел. И значит, опять-таки выходит, что без него мы до истины не докопаемся.

Ищи, сыскарь. Иванова ищи. Без Иванова нам это дело не свалить. А с Ивановым оно, считай, уже в архиве. А может, не оно одно. Может, еще пара-тройка громких висячек, про которые по телевизору говорят. И которые мы с тобой раскроем.

Так что думай, сыскарь. В нужном направлении думай. На то у тебя голова. И погоны на плечах.

— Разрешите идти?

— Иди...

"Не отвертеться мне от этого Иванова. А Иванову от суда, — подумал следователь Старков, выходя из начальственного кабинета. — Слишком выгоден всем этот Иванов. Потому что в отличие от всех прочих плавает по поверхности, а не лежит, зарывшись в тину, на неизвестном дне. Сам милицейский бог велит сделать из него «паровоз». А остальных, прицепив вагонами, объявить в бесконечный розыск.

Хоть бы найти этого Иванова скорее, чтобы от этого дела отвязаться. Пусть даже с последующим скандалом, но отвязаться..."

Дурак, решило про себя начальство. Непроходимый дурак. И главное, умный дурак. Умный дурак — он самый опасный дурак. Потому что в отличие от глупого такого наворочать способен, что всемером не разгрести.

Как тактик он, может быть, и ничего, а вот как стратег... Дальше своего носа, уперевшегося в протокол, ничего не видит. Или не хочет видеть. Роет вглубь, когда удобная всем истина на поверхности лежит. Черпай полными пригоршнями. Что он, не понимает, что тот Иванов всем как индульгенция? Как универсальная затычка для десятков ртов...

Нет, убирать Старкова надо. Пока не поздно, убирать. А то не дай Бог накопает что-нибудь по-настоящему серьезное. Вот тогда действительно греха не оберешься. Судя по количеству трупов и уверенности, если не сказать наглости, с которой действовали неизвестные преступники, Папы в этом деле участвуют не из последних. Похоже, схлестнулись Папы не на жизнь, а на смерть. И если их по неосторожности в той драке затронуть, то себе дороже может выйти. Потому что, когда двое дерутся, третий не встревай.

А этот дурак встревает. Приключения на свою, а главное, не столько на свою, сколько на чужую голову ищет. Ему что, его дело маленькое. Даже микроскопическое. Прокукарекал — и жди рассвета. С него никто не спросит. А его непосредственному начальству не сегодня-завтра самые высокие милицейские генералы звонить начнут.