Шестидюймовая полоска белого бедра, блеснувшего под кромкой платья, вдруг оказалась самым ярким пятном в этой комнате. И определенно самым хорошим.
Я прочистил горло и рассеянно спросил:
— Джей в тот вечер выглядел нормально?
— Наверное. Я его почти не знаю. Как-то до этого заходила к ним с Питером.
— Значит с ним дружил Питер?
— Он выполнял для него какую-то работу. Знаешь, объявления, какие-то рекламные штучки. Питер зарабатывает на жизнь коммерческим искусством.
— Коммерческим?
— Да. Но вчера вечером у меня сложилось впечатление, что ты не очень увлекся его картиной.
Я усмехнулся.
— Черт возьми, такое действительно мне не по зубам. Она тихо рассмеялась, и я добавил:
— Значит, вы с Питером почти не знали Джея?
— Да. Питер чем-то понравился ему, и мистер Вэзер пригласил нас к себе, вот и все.
— Вчера ты говорила, что тебя гипнотизировал Борден. Ты хоть чтонибудь помнишь?
Она нахмурилась.
— Не очень четко, но кое-что вспоминается. Он приказывал мне делать всякие штучки, и я помню его слова… но я вышла и сделала все, что он приказал. Как будто все это происходило не со мной. А Борден сказал, что я не вошла в транс как следует. Бедро сверкнуло. Она плавно опустила ногу, и мне показалось, что в комнате нет ничего, кроме этого великолепного бедра.
— А потом внушения, которые давались… он удалил их как-то перед тем, когда вы начали расходиться?
— Да. Это было в половине первого ночи. Мы как раз собирались уходить.
Я сглотнул.
— Вы уходили все вместе?
— Нет. Питер и я ушли первыми.
— Значит Борден остался?
Я сглотнул еще раз. Мой взгляд сконцентрировался на графине с водой.
— Нет. Он ушел еще раньше. Но все остальные, кроме Бордена, ушли после нас.
Она помолчала и добавила:
— А тебе нравится?
— Что нравится?
— То, на что ты смотришь.
Надо же! Я действительно смотрел туда. Мне с трудом удалось сфокусировать взгляд на ее лице. Она улыбалась, откинувшись на спинку кресла, ее нога плавно покачивалась в воздухе. Это была опасная улыбка. Из-за покачивания ноги край платья все больше поднимался вверх. И там, где он поднимался, то немногое, что было на виду, становилось многим.
— Там кое-что приоткрылось, Эйла… Я хотел сказать, закрой… Да уж, вопросик. Сегодня мне требовалось сделать несколько других дел, но я что-то начинал теряться.
— Спасибо тебе. Мне, наверное, лучше уйти. Я встал. Она тоже встала, но соскользнувшая с кресла рука подняла платье выше бедер, и большего тут нельзя было сделать. Да и я уже в большем не нуждался. Казалось, что Эйла все еще в платье, и в то же время она как бы находилась вне его. И опять под платьем не было ничего, кроме Эйлы, а ее, по-видимому, совсем не беспокоило, что теперь это стало нашей общей тайной.
Она встала. Подол платья, скользнув по бедрам, упал на колени.
— Тебе так надо идти, Марк?
— Да, надо прийти в себя.
— Может, задержишься? Ты же не очень хотел уходить вчера вечером?
— Я и сейчас не очень этого хочу.
— Тогда оставайся. Побудь еще немного. Со мной. Она вплотную подошла ко мне.
Эйла не улыбалась и не шутила. Меня тоже уже на это не хватало. Я окунулся в глубину ее черных глаз, посмотрел на брови, губы как кровь, бугры белой плоти, выглядывавшие из-под платья. Она придвинулась еще ближе и обняла меня. Я почувствовал, что длинные ногти впиваются в мою спину. Мои ладони промчались по ее рукам и спустились к талии. Она заскользила по моему телу, ее губы раздвинулись, голова откинулась назад, но я отыскал губами ее рот и мягко раскрыл его. |