В этих словах китаянки Биргитте Руслин почудился особенный оттенок, но истолковать его она не сумела.

– Мы нечасто читаем о Швеции, – продолжала Хун Ци. – Однако в последнее время в наших газетах встречались заметки об ужасном массовом убийстве.

– И мне фактически хорошо о нем известно, – отозвалась Биргитта Руслин. – Хотя как судья я не имела к нему отношения. Полиция арестовала подозреваемого. Но он покончил с собой. Что само по себе уже скандал, как бы ни развивались события.

Поскольку Хун Ци выказывала учтивый интерес, Биргитта подробно рассказала о происшедшем. Хун Ци внимательно слушала, вопросов не задавала, только раз‑другой попросила повторить последнюю фразу.

– Сумасшедший, – подытожила Биргитта, – которому удалось совершить самоубийство. Или другой сумасшедший, которого полиция не схватила. Или тут что‑то совсем иное, где есть мотив и хладнокровный, жестокий план.

– Что это может быть?

– Месть. Ненависть. Ничего не украли, так что здесь наверняка сочетание ненависти и мести.

– А как думаете вы?

– Кого надо искать? Не знаю. Но мне трудно поверить в историю об одиноком безумце.

Дальше Биргитта рассказала о том, что называла китайским следом. Начала с самого начала – с того, как обнаружила свою родственную связь с несколькими убитыми, потом сообщила о странном китайце, посетившем Худиксвалль. Заметив, что Хун Ци в самом деле слушает, она уже не могла оборвать рассказ. А под конец достала фото, показала его Хун.

Хун Ци медленно кивнула. На миг она целиком погрузилась в собственные мысли. А Биргитте вдруг показалось, что Хун Ци узнала лицо на снимке. Хотя это конечно же нелепость. Одно лицо из миллиарда?

Хун Ци улыбнулась, вернула фото и спросила, какие у Биргитты планы на оставшееся время в Пекине.

– Завтра вместе с подругой надеюсь побывать у Китайской стены. А послезавтра мы улетаем домой.

– К сожалению, я занята и не сумею вам помочь.

– Вы уже сделали много больше, чем я могла рассчитывать.

– Во всяком случае, перед вашим отъездом я непременно зайду попрощаться.

У входа в гостиницу они расстались. Биргитта Руслин проводила взглядом автомобиль Хун Ци, который выехал за ворота и исчез.

В три часа пришла Карин и со вздохом облегчения отправила в мусорную корзину пачку ненужных теперь бумаг. Когда Биргитта предложила назавтра посетить Великую Китайскую стену, Карин сразу же одобрила эту идею. А сейчас решила пройтись по магазинам. Биргитта составила ей компанию – из одного универсального магазина в другой, на полуофициальные рынки в маленьких улочках, в темные лавочки, где можно найти все, от старинных ламп до деревянных скульптур, изображающих злобных демонов. Нагруженные пакетами и сумками, они уже в сумерках подозвали такси. Карин устала, и ужинали они в гостинице. Через портье Биргитта заказала на завтра поездку к Стене.

Карин спала, а Биргитта, уютно устроившись в кресле, смотрела по телевизору китайскую передачу, с отключенным звуком. Временами наваливался вчерашний страх. Но она твердо решила никому не рассказывать, даже Карин.

Утром подруги отправились к Великой стене. День выдался безветренный, сухой холод казался не таким пронизывающим. Они прогулялись по Стене, подивились, фотографировали друг дружку или, вручив камеру какому‑нибудь дружелюбному китайцу, просили щелкнуть их обеих.

– Вот мы и пришли сюда, – сказала Карин. – С фотоаппаратом, а не с книжечкой Мао.

– В этой стране не иначе как случилось чудо, – сказала Биргитта. – И сотворили его не боги, но люди, неслыханным трудом.

– По крайней мере, в городах. На селе бедность, говорят, ужасающая.