— А чего же вы так поздно приходите, господин оформитель? — в тон ему ответил Башмачков. — Мне уже пора в гостиницу. Пойду вот запишу кое-какие впечатления в свой писательский дневничок, — нехотя признался он…

— Ну-ну, «книжки спяяяят», — пропел Кристиан. Он даже не пытался скрыть радость от того, что литератор покидает клуб. — Не смею вас задерживать. Писательский труд всегда был и остается для меня загадкой. Как вы, сочинители, выдумываете то, что не существует, как описываете то, чего невозможно увидеть? Как создаете буквально «из ничего» целые правдоподобные миры? Мы-то, художники, всегда отталкиваемся от чего-то зримого: от цвета, от формы, от каких-то зрительных образов… Ну — Кесарю Кесарево, а слесарю — слесарево, как говорится… Желаю удачи. А я, пожалуй, задержусь тут на часок-другой. Мы, люди искусства, любим потолкаться среди людей, отдохнуть от впечатлений долгого дня и от ярких красок: потанцевать в полумраке, расслабиться, немножко выпить…

— Ну, тогда вам повезло. Вон за тем дальним столиком вас ждут две очаровательные крошки, — расщедрился Башмачков, — дарю! По-моему, они не против потанцевать с иностранцем и вообще… не против…

— А, ну да, спасибо, — рассеянно сказал Кристиан без особенного энтузиазма.

«Ох, Семен Семеныч…, — мысленно обругал себя Башмачков, — ну надо же было такую глупость ляпнуть! Этот «голубой», наверное, привык, чтобы его самого мужики угощали и развлекали. Да у него все ужимки немолодой кокетки. Станет он тратиться на китаянок… Ну и ладно, ловко я их ему сбагрил! Ай да Башмачков!».

И, пожав женственную и безвольную руку Кристиана, Башмачков живо двинул наверх — к свободе и к долгожданному писательскому уединению.

Кристиан подошел к столику, указанному Башмачковым, и опустился на стул, полуприкрыв глаза. Девушки, едва взглянув на красавца, пришедшего на смену странноватому русскому, разочарованно переглянулись. Наметанным взглядом они с первой же секунды раскусили в Кристиане опытную «соперницу». Мужчины подобной ориентации нередко посещали их заведение, отбивая у охотниц за кошельками их собственных клиентов, богатых и пресыщенных бисексуалов.

Девушки зачирикали на своем птичьем языке, исподволь поглядывая на Кристиана и что-то бурно обсуждая.

— Хоцес танцевать? — наконец спросила рыженькая «Маша» и подмигнула красавцу.

— Ну давай, детка, подергаемся… — Кристиан лениво поднялся со стула, словно делая девушке одолжение. Он не любил угождать дамам, однако в тот миг подумал, что на фоне этих красоток его, возможно, быстрее заметит тот, ради кого он сюда притащился, на ночь глядя.

Девушка, похоже, тоже рассчитывала, что на танцполе ее быстрее заметят другие мужчины, и принялась вдохновенно двигаться под музыку, тесно прильнув к партнеру, благоухавшему дорогим парфюмом. Иногда она ненадолго отрывалась от него и профессионально исполняла соло, притягивая к себе взгляды зрителей.

«Диму Билана» сменил на сцене молодой смазливый китаец, который запел по-английски, пытаясь подражать Пресли: «Люби меня нежно, люби меня сладко, не дай мне уйти». Слабый голосок слегка дребезжал, и жалкие потуги певца больше походили на музыкальную пародию, чем на вокал.

Допев песню, китаец раскланялся и ловко спрыгнул со сцены в зал. Вместо него на сцену опять вышел «Дима Билан». А китаец вихляющей походкой направился на танцпол, где эффектно двигался «стилист».

— Привет, — сказал певец Кристиану на чистом русском.