— У, сникерс поганый, — с классовой ненавистью прошептал Алешка, забираясь на козлы. — «Грабитель».

— Ага! — весело подхватил дядя Коля. — Правильно догадался. Эта фирма по-английски так и называется — «Грабитель».

Алешка довольно хихикнул, дядя Коля тронул лошадей, и мы поехали дальше.

Один из парней, когда мы объезжали рефрижератор, в таких, мешковатых, брюках, в короткой кожаной куртке и тоже в белых, только очень серых носках, почему-то настороженно проводил нас взглядом и даже опустил на землю коробку, будто услышал наш разговор. В его глазах что-то мелькнуло, когда он встретился со мной взглядом. Он посмотрел на Алешку, потом снова на меня. Я безразлично отвел глаза, но мне вдруг захотелось забраться поглубже в фургон, поближе к папе, дяде Коле и к ружью, чтобы спрятаться или защититься от его настойчивого вспоминающего взгляда.

Стало как-то тревожно. Но ненадолго. Мы звонко — стуча копытами и громыхая колесами — проехали очередной деревянный мост, из-под которого брызнули вдоль реки черными стрелками быстрые ласточки, и выехали в чистое поле. Дядя Коля вдруг привстал, заливисто свистнул и взмахнул кнутом. Лошади рванули, Лешка восторженно вцепился в сиденье, и мы помчались, раскачиваясь с боку на бок, вздымая пыль, по мягкой полевой дороге, среди солнца, зеленых полей и белых берез, под песни жаворонков. Хорошо в деревне!

Ехали мы долго. Сначала полем, потом лесом — и длинные ветви деревьев скребли по брезенту и лезли в фургон. А одна даже зацепила Лешку и чуть не сбросила его с козел. Хорошо, он уцепился за нее и повис в воздухе, болтая ногами и визжа то ли от страха, то ли от удовольствия. Папа с дядей Колей поймали его, оторвали от ветки и усадили на место.

Потом мы промчались немного по шоссе, обгоняя стоящие на обочине машины, а потом опять поехали полем и лесом и, наконец, стали подниматься на пологий пригорок, весь заросший травой и цветами, и въехали в старинные ворота, от которых остались только невысокие облезлые кирпичные столбы, а на них сидели, как кошки, каменные львы, у одного под носом были нарисованы углем черные усы, а на голове другого кокетливым бантиком примостилась громадная коричневая бабочка.

Дальше мы уже поехали кирпичной аллеей из старых огромных лип. Вся она была засыпана прошлогодними листьями, и они заманчиво и тревожно шуршали под копытами и колесами.

Справа появились какие-то развалины, заросшие крапивой. Из окон развалин, как любопытные девчонки, выглядывали березки, а одна даже взобралась на разрушенную стену, что-то выглядывала вдали и махала нам гибкой верхушкой.

— Какие живописные руины, — мечтательно сказала мама. — Просто прелесть.

— Здесь до революции была княжеская усадьба Оболенских, ваших однофамильцев, — объяснил дядя Коля. — А потом чего только не было: и санаторий, и детдом, и школа-интернат, и Дом культуры — пока все не разрушили.

— Кто? — сердито вскинулся Алешка.

Дядя Коля усмехнулся:

— Кладоискатели, у нас в округе легенда такая есть: будто во времена революции бывшие владельцы усадьбы где-то здесь клад запрятали, свои фамильные драгоценности. Вот с тех пор бездельники всякие его и искали, по камешкам все разнесли.

— Нашли? — тревожно спросил Алешка.

— Нет, — успокоил его дядя Коля и ловко придержал за рукав — заметил, что Алешка готов уже спрыгнуть с телеги и нырнуть в развалины на поиски сокровищ.