|
Вот и кажется, что и дальше все будешь помнить. А оно ни хрена. Тянется, тянется, а потом хлоп – и словно очнулся. И позади сплошная нескончаемая полоса из вчера и того, что до вчера, и того, что до до вчера… А сколько этих до до до вчера было – хрен его знает. Пытаешься вспомнить, сколько тут уже – два месяца? полгода? И ни хрена. И тут ка‑ак накатит: а может, это тебе вообще только кажется, что уже целую вечность тут мучаешься, а на самом деле еще третья неделя не закончилась?…
Леха покосился на этого доброхота. Да уж… умеет утешить, ничего не скажешь! Два месяца? Полгода? Нет уж, спасибо. Раньше выберемся! – Мне не понадобится, – сказал Леха. – Понадобится, понадобится, – покивал сатир. – Спохватишься, да будет поздно. Еще умолять будешь, лишь бы кто узнал, сколько тебе осталось… Он прочистил пальчиками канавки. На боку валуна засверкали разноцветной слюдой четыре вертикальные палочки, их наискось перечеркнула пятая. Сатир удовлетворенно крякнул. Но вдруг нахмурился и повернулся к Лехе: – Кстати. Ты чего это днем дрыхнешь, а ночами бегаешь? Чего полуночничаешь‑то? Ночным кошмаром решил заделаться, рогатое? Леха вздохнул, но промолчал. С ним только так – не разговаривать. Этот однорогий тут от одиночества мается, что ли… Каждый день, как только тут появишься, обязательно тут же припрется – и давай болтать. И болтает, и болтает, и болтает… Уже уши трубочкой свернулись, а он все поучает и уму‑разуму учит. Ужас. Но если не отзываться… Леха осторожно покосился на сатира: может, отвяжется и уйдет? Не тут‑то было. Сатир упер маленькие ручки в бока и внимательно вглядывался в Леху. – Ты где пропадаешь, парнокопытное, я тебя спрашиваю? Где кровушки напиваешься? Что‑то на сильно страждущего ты не похож… – Так… Нефтяные вышки окучиваю… – А, все работничков мочишь? Трудовую кровушку пьешь… Подожди, а охрана?! Там же охраны должно быть немерено! Нефть – это бензин, а бензин тут – все! Самое ценное после самих машин. Здесь ведь никаких попсятных телепорталов нет, быстро перемещаться из одной зоны в другую можно только на машинах. Кто быстрее ездит, тот тут всем и заправляет. Машины и нефть здесь как оружие. За нефть тут постоянно грызутся. Как ты с их охраной‑то разделываешься? – Да какая там охрана… Одни наши. Русские все. – Пф! Ну еще бы! – сатир даже обиделся. – А ты как хотел? Конечно, русские! Русский везде нефть найдет… Национальный продукт. Гордость! Да и потом… Тут, в игре, за добычу нефти платят столько же, сколько на реальных буровых, а может, и побольше… Леха нахмурился и опустил голову. За добычу виртуальной нефти – платят реальными деньгами? Да еще больше, чем за добычу реальной?… Идиотизм какой‑то, вся эта киберномика… Ладно, к черту! Надо дело делать, а не сопли жевать. Начнешь выяснять – это еще на час болтовни. Этот однорогий может говорить о чем угодно. И без конца. Точнее, пока насмерть не заболтает… Леха шагнул в сторону, обходя сатира, и тот, конечно же, тут же заговорил: – И что, ты только на вышку бегаешь, рогатое? – А что? – Смотри… – Сатир покачал головой. – Место там, конечно, сытное, не спорю. Но ты лучше не ленись, разбавляй. Одну ночь там, две ночи честно по пустыне нарезаешь. Понял? Леха хмыкнул. Разбавляй… Легко сказать! Если бы только с жаждой бороться – может, и разбавлял бы. Но… Леха украдкой покосился на плечо. Алиса нарисовала на броневом наросте маленького дракончнка. Грубовато получилось – а попробуй поскреби на броне кончиком крыла! – но кому надо, узнают. |
