Если не считать отсутствующего Сизумы Аонума, из прямых потомков Сахэя Инугами в живых остался один лишь Киё. Он восседал, как безжизненная статуя, в своей белой гуттаперчевой маске, безмолвный, как пришелец из мира иного, как таинственное болото, которое таится далеко в горах, неведомое людям с древних времен.
Рядом с Киё сидела Мацуко; чуть поодаль от них – Такэко и муж ее Тораноскэ; а еще дальше – Умэко, с глазами, покрасневшими от слез, и ее муж Кокити. Вот и все, что осталось от клана Инугами. Рядом с ними, но, понятное дело, все же в сторонке – Тамаё, явно уставшая после всех потрясений вчерашнего дня, но тем не менее не поблекшая. Ее хрупкая красота, воистину бессмертная, как вечно цветущая весна, с каждым ее появлением становилась все более чарующей. Макака расположился рядом с ней.
В стороне от членов семьи расположились инспектор Татибана и Киндаити, вернувшиеся из деревни Тоёхата, и адвокат Фурудатэ, вызванный Мацуко. Кроме того, там присутствовал детектив Ёсии, тот самый, первым принесший дурную весть. И все они затаили дыханье в ожидании, что вот сейчас раскроется нечто очень важное.
Стояла такая тишина, что можно было слышать потрескивание угольков в жаровне посреди комнаты, и воздух в комнате был напоен острым запахом хризантем и предчувствием зла. Наконец Мацуко нарушила удушливое молчание.
– Теперь я отвечу на ваш вопрос. Такэко, Умэко, вы согласны, чтобы я рассказала все, да?
Как всегда, в голосе Мацуко прозвучала властность. Такэко и Умэко, на которых снова надавили, обменялись испуганными взглядами, но кивнули с мрачной покорностью.
– Все это известно только нам, и мы договорились никогда никому ничего не рассказывать, и до сих пор не рассказывали, и предпочли бы, если бы то было возможно, унести нашу тайну в могилу. Однако обстоятельства вынуждают нас раскрыть ее. И Такэко, и Умэко согласились со мной, что мы должны пойти на это единственно ради того, чтобы вы могли отомстить за смерть их сыновей. И быть по сему. Теперь уже не имеет значения, что вы подумаете о нас, услышав эту историю. У каждого есть свои причины для оправдания неприглядных поступков. У каждого есть право защищать свое счастье, а тем более у матери, которая должна бороться не только за себя, но и за счастье своих детей, даже если люди ее осудят.
Замолчав, Мацуко окинула собравшихся пронзительным взглядом хищника. И снова заговорила:
– Это было примерно в то время, когда родился Киё, а значит, лет тридцать тому назад. Думаю, все вы слышали, что в то время наш отец, Сахэй Инугами, сошелся с женщиной низкого происхождения по имени Кикуно Аонума. Она работала на его шелковой фабрике, и лет ей было, наверное, восемнадцать или девятнадцать. Особой красотой или умом она не отличалась – обыкновенная девушка, единственным достоинством которой была кротость. Как этому созданию удалось соблазнить нашего отца, понятия не имею, но когда он с ней сошелся, на него даже смотреть было неловко – так он был опьянен. Наверное, такое нередко бывает с влюбленными мужчинами почтенного возраста – в то время отцу было уже за пятьдесят, дело Инугами наконец твердо стало на ноги, Сахэй Инугами уже входил в предпринимательскую элиту страны, и все же он влюбился без памяти в скромную работницу с его собственной фабрики, простую восемнадцатилетнюю девушку. Нетрудно представить, какой это вызвало скандал.
Даже сейчас голос Мацуко задрожал от вновь ожившего гнева.
– У отца по крайней мере хватило совести и здравого смысла не приводить ее на эту виллу. Он купил дом на окраине города и поселил ее там. Поначалу он ходил туда украдкой, стараясь, чтобы его не заметили, но постепенно осмелел и в конце концов стал жить там более или менее постоянно. Не сомневаюсь, вы понимаете, какой это для нас был позор.
С каждым словом речь Мацуко становилась все более страстной.
– Люди отнеслись к этому крайне недоброжелательно. |