Вопреки традиции Евгений рассказал, про непонятный случай с Кариной:

— Она обиделась, что ли? Я не сказал ничего особенного.

Нелли стандартно окрестила «дурачком», но тёплым, не высокомерным тоном. Он, как всегда, не заметил. Нелли продолжила:

— Ты снова возвеличиваешь и возносишь на пьедестал пустоту. Карина взрослая деваха, но обстоятельства жизни сложились так, что она задержалась в развитии. Нет, не умственно отсталая, не делай шутливо-удивлённое лицо, ты ещё глупее становишься. Она рано занялась тем, что не свойственно девочкам. Занималась непосильными делами и пропустила тинейджерство.

— Вот оно как…

— Опять тупишь. Просто слушай, пока я в настроении болтать. Ох, Женя, иногда мне кажется, если дать тебе волю, ты всю жизнь просидишь с чашкой чая на кухне, обсуждая с подружками соседок. Мотоциклы — это задержанный обстоятельствами подростковый бунт. А что порождает бунт? Да, не морщи лоб, я не спрашиваю тебя, а задаю риторический вопрос. Любой бунт, кроме оранжевой революции, происходит от засилья ограничений без договорённости. Ей навязали образ жизни, который стал ей не нужен. Если Карине почудиться, что ей пытаются что-то запретить, она сделает назло. Как и подростками, ею легко манипулировать. Вот так вот, Женя, твоя таинственная Карина — это просто сисястый и постаревший тинейджер. А ты по своей природной глупости сказал ерунду, которую не понял сам, а она интерпретировала по своему. Да, да и кино и мотоциклы и хрен знает что ещё, не для твоих ушей, это следствия нереализованной агрессии растущей девочки. У нас это прошло, а её teens будет свербеть в заднице долго-долго. Славно быть свободным, когда за бунтарским мотоциклом всегда едет телега с телохранителями.

Евгений поспешно согласился. В глубине же, внутри своих мыслей, категорично не поверил ни единому слову. А ещё глубже, в неоформленном подсознании, где пылился фотопортрет З. Фрейда в круглых очках, принял всё, как абсолютно доказанную истину.

глава 14. «Живая вода»

I

Мужчина сидит в комнате перед огромным телевизором Grundig. Расположившись в широком кожаном кресле он пьёт баночное пиво и неторопливо щёлкает пультом.

Комната обставлена дорого, но хаотично. На видном месте большая стереосистема и шкафчик аудиокассет. Играет приглушённая классическая музыка. На стене календарь с полуголой женщиной. Она стоит в бассейне, огромные груди сложены на кафельный борт. Большими зелёными буквами год: «1994».

На экране ТВ меняются каналы.

Кадры сериала. Трое мужчин в кожаных парусообразных куртках выволакивают кого-то из автомобиля. Садятся за руль и уезжают. Выброшенный встаёт, отряхивается. Крупным планом видно, что его играет Эдуард. «Крысы!» — кричит он вслед. — «Безмозглое дурачьё»

Переход на другой канал.

Гармонист в русской народной одежде и фуражке сидит перед хором голых девушек. На головах кокошники, интимные места прикрыты маленькими трусиками. Он играет и поёт частушки. У ног полупустая бутылка водки.

Ещё щелчок.

Новости. Показывают трупы, сгоревшие дома, искорёженные автомобили. Дикторша зачитывает криминальную сводку. Из динамика льются слова «грабежи, разбой, изнасилования» перемежаемые цифрами.

Раздалось пронзительное пиликанье телефона. Телезритель мучительно морщит лоб, водит пальцем в поисках кнопки и бормочет: «Муте, муте… где этот муте.