Противотуманные фары оказались бесполезными в облаке, которым укрылась Кажма: желтые лучи пробивали лишь на два-три метра и увязали, как клубника в сметане. Я ехал с черепашьей скоростью.

– Скажите, а этот ваш знакомый милиционер… Он не мог ошибиться?

Ольга Андреевна никак не могла отказаться от своей версии исчезновения Белоносова.

– Мне не хочется произносить слово «исключено», которое вам так не нравится. Но на этот момент Белоносова милиция не задерживала.

– Мне нравится ваша уверенность. И все же я привыкла настороженно относиться к слишком самоуверенным людям.

Я понял: ей хотелось узнать, на чем основана моя уверенность.

– Ольга Андреевна, – сказал я, аккуратно объезжая памятник на площади. – Если вы беспокоитесь, что письмо девочки попадет в милицию, то я вас заверяю, что его уже давно нет. Я сжег его. Следовательно, ни в милицию, ни в эфэсбэ, ни в прокуратуру оно попасть не может.

– Бог с ним, с письмом!.. Сейчас налево!.. Разве мало на свете причин и поводов, по которым человека может задержать милиция? Белоносов мог выпить лишнего. Мог подраться. Да мало ли!

Мы съехали с асфальта на грунтовку. Я еще сбавил скорость.

– Вы правы, поводов для задержания бывает неисчислимое количество, – согласился я. – Но я сейчас говорю не о них. Я говорю о том, что Белоносова нет ни в ивээсах, ни в сизо, ни просто в отделениях милиции. И в недавнем прошлом не было.

– Эта информация из надежного источника?

Почему ее волновали только отношения Белоносова с милицией? Почему она не спросила, насколько можно верить информации о том, что Белоносов не умер или не попал в больницу? Я едва сдержался, чтобы не положить ладонь на коленку учительнице и не сказать: «Потерпите. Очень скоро вы сами убедитесь, что Белоносов жив и здоров!»

Дорога пошла под уклон, и туман стал редеть. Свет фар выхватывал из темноты стволы деревьев и ветви, покрытые тонкой ледяной скорлупой.

– Остановитесь! – вдруг попросила Ольга Андреевна.

Я резко надавил на педаль тормоза, но машина, даже не дрогнув, продолжала двигаться вперед. Решив, что отказали тормоза, я схватился за ручник, но тут «жигуль» по своей воле плавно развернулся и остановился перпендикулярно дороге.

– Что с вами? – взволнованно спросила Ольга Андреевна. Она даже не заметила, что машина несколько метров шла юзом, и моя суета за рулем испугала ее.

– Гололедица, – ответил я как можно спокойнее, хотя сердце мое колотилось, как отбойный молоток. – А я уже подумал…

– Что вы подумали? – спросила учительница, повернув ко мне лицо. – Почему вы молчите?

Мотор заглох, и на приборной панели вспыхнули красные огоньки индикаторов. Я, конечно, паникер. Почему-то совсем забыл о том, что заморозки при тумане покрывают дороги тонким слоем льда, на котором нешипованная резина скользит, как лыжи «фишер» по трассе слалома. Выходит, я подсознательно ждал, что с моей машиной что-то случится. Или заклинит двигатель, или откажут тормоза, или днище отвалится к чертовой матери…

– Резину надо менять, – пробормотал я, запуская мотор. – Нам налево?

Мы стояли на развилке. Ольга Андреевна, чуть подавшись вперед, всматривалась в темное стекло.

– К башне надо ехать налево. А Объездная идет прямо… Я хотела вас спросить…

– О чем?

– Вы случайно не слышали, что произошло на Объездной несколько дней назад?

– Вы имеете в виду сожженный джип?

Ольга Андреевна молча кивнула.

– Странно, что вы спрашиваете об этом меня, – сказал я.