Еще шипение и удар по коже. Она закричала, спина болела так, как она еще не испытывала. Слезы лились по щекам. Шипение, удар. Она кричала, голос разносился эхом по подземелью. Тьма подступала к глазам. Шипение, удар. Ноги задрожали. Если солдат ударит сильнее, кости ее спины разобьются. Неко говорил ей, что допрос или пытки были с целью сломать человека. До этого момента она его не понимала.

После десяти ударов солдат опустил ее тунику, закрывая спину. Ткань напоминала песок, трущийся об ее кожу. Он расстегнул наручники, и она упала на пол, хотела забиться в нору. Он поднял ее. Не говоря ни слова, он отнес ее в камеру и уложил на солому. Через минуту она отключилась.

Глава десятая

Аллисса проснулась с жуткой болью. Она осторожно подняла тунику и ощупала спину, покрытую шишками. Лежа на животе, она надеялась, что боль скоро утихнет. Зато ее родители были в безопасности.

Она не знала, сколько времени прошло с допроса, или какое было время суток. Свет в комнатке был только от маленькой масляной лампы в железной клетке на стене. Миска каши и чашка воды стояли в ее комнате. Но она не могла есть и погрузилась в сон.

* * *

Время пролетало. Ей приносили еду. Она спала, лежала и думала о родителях, потом еще спала. Голос в ее голове кричал ей поесть, чтобы ее тело не погибло в этой дыре. Какой бы плохой ни была ситуация, ее мать не сдавалась, и Аллисса не могла. Скрипнув зубами, она приподнялась и подползла к подносу. Стараясь не вдыхать жуткий запах, она ела кашу, несколько раз ее чуть не стошнило. Ей не хотелось думать о запахе гнилого мяса, когда в еде мяса не было вовсе. Она зажимала нос рукой и глотала. Когда она закончила, она сжала кулак и встала на колени. Люди выживали и в худших ситуациях. От слез тут проку не будет. Ее отец сказал бы ей встать и бороться, и пока ей нужно было вернуть силы.

Она встала. Спина болела, но заживет бесследно. Она прошла по периметру камеры, пот выступил во лбу, хотя воздух был холодным и влажным. После пяти кругов она легла на солому. Пока что хватит.

Следующим утром она заставила себя поесть и сделать десять кругов по камере. Ее сила постепенно возвращалась, и после пары дней боль от побоев стала угасать и становиться жутким воспоминанием. Аллисса решила, что уже может делать упражнения. Дни были долгими. Ночи – еще дольше. Ее отец был прав, в плену хуже всего был психический аспект. Она отчаянно пыталась сохранить бодрость духа, чтобы быть готовой, когда будет шанс сбежать.

* * *

Солдат вернулся. Не произнеся ни слова, он схватил Аллиссу за плечо и повел в комнату, где до этого бил тростью.

– Вы снова будете меня бить? – спросила она.

Он не ответил, усадил ее на грубый деревянный стул. Пол под стулом был покрыт почти черной высохшей кровью. Солдат поднял ее правую руку, опустил на подлокотник. Он обвил металлическим прибором ее запястье и приковал ее руку к месту.

– Что вы делаете? – спросила она, паника росла в ней.

– Ты не допрашиваешь меня, – буркнул он. – Я буду задавать вопросы, а ты – отвечать.

Он опустился на колени, обвил цепью, прикованной к каменному полу, ее лодыжки, закрепляя ее ноги. Он взял ее за левую руку и приковал к подлокотнику.

– Где твои родители? – спросил он.

Она сглотнула. Что бы он ни задумал, это будет хуже ударов тростью. Пот покрыл ее лоб.

– Не знаю.

– Что они собирались делать до твоего похищения? – он взял какой то инструмент.

– Они были в замке, когда я уезжала. Они просто хотели отослать меня во Френ, – ее дыхание участилось.

– Ты подписала брачный контракт с принцем Одаром?

– Какое королеве дело? – ответила она.