Внезапное появление Эдмунда в дверях на мгновение нарушило эту уединенность: он никогда раньше не входил во время кормления. Приподняв ресницы, Магдален улыбнулась мужу.

— Доброе утро, милорд.

— Доброе утро, леди, — он пробежал рукой по всклокоченным волосам и поглядел на ребенка, припавшего к груди. Ошеломленно покачав головой, он тоже улыбнулся жене. — Какая хорошенькая!

— Вам надо бы одеться, милорд, — засмеялась Магдален. — Наши гости отбывают, и тебе надо будет попрощаться с ними.

— Не мне, а нам.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, извини меня, Эдмунд, но я плохо спала и падаю с ног от усталости. Я лучше пересижу этот день у себя в комнатах. Ты можешь сказать, что я себя плохо чувствую.

— А это действительно так? — спросил он, встревожившись. — Это не?…

— Нет, — тихо успокоила она его. — Но я действительно устала.

— Тогда я передам твои извинения, — сказал он радостно, готовый ради нее сегодня на все. — Тебе и в самом деле лучше остаться в стороне от всего этого шума и суеты.

Он нагнулся и поцеловал ее — так же неуверенно, как в последние две недели, но все же с чуть большей смелостью. Она не ответила на его поцелуй, но и не отвернулась.

Магдален просидела у окна все утро, прислушиваясь к суматохе, сопровождавшей всякий большой отъезд. Она не видела, как уехал Гай и его рыцари, но, услышав прощальный сигнал рога, почувствовала, как что-то в ней оборвалось. Слезы градом хлынули на ее сложенные на коленях руки. Эрин и Марджери беспомощно топтались рядом, и, когда она жестом велела им удалиться, с облегчением покинули комнату.

Магдален не могла слышать разговора, который состоялся между ее мужем и Шарлем д'Ориаком на плацу: как Шарль игриво спросил Эдмунда, нельзя ли ему на правах родственника остаться в замке еще на неделю, пока из Тулузы не придет вызов от дяди.

Магдален не могла слышать ответа своего мужа, который вынужден был сказать: двоюродный брат леди де Бресс может чувствовать себя в замке, как у себя дома.

14

Шарль д'Ориак приступил к исполнению своего плана еще до того, как Гай де Жерве со свитой выехал на дорогу, ведущую в Кале.

— Мадам де Бресс, разумеется, будет крайне опечалена отъездом лорда де Жерве?

Эдмунд спокойно воспринял это замечание, сделанное небрежным тоном.

— Она всегда относилась к лорду де Жерве с большим уважением, еще с тех пор, когда мы оба жили в его доме в канун нашей свадьбы, — он зашагал в направлении гарнизонного двора. — У меня кое-какие дела с дружиной, сеньор д'Ориак. Если вам угодно после обеда выехать на псовую охоту, я дам распоряжение на конюшне.

— Может быть, кузина пожелает присоединиться ко мне? — спросил Шарль, не отставая от Эдмунда ни на шаг. — В прошлый мой визит она ждала ребенка, и лорд де Жерве — такая жалость! — не позволял ей принимать участия в подобных развлечениях.

Эдмунд не отвечал, и Шарль продолжил:

— Такая заботливость в высшей степени похвальна, особенно если бы речь шла о жене.

Эти негромко сказанные слова вызвали в Эдмунде беспокойство, но он не понимал почему. Вероятно, все дело здесь было в тоне: слишком сладком и любезном, напоминавшем переспелый, подгнивший плод, а может быть, в серых глазах, серых, как у Магдален, но прищуренных и холодных?

— Полагаю, так и должно быть, — ответил он уклончиво. — Лорд де Жерве в сущности заменил ей отца, Ланкастера, в особенности в эти последние девять месяцев.

— И отсутствовавшего супруга, вероятно, тоже? — стальные глаза д'Ориака сверкнули, острые, как кинжал.