— Твое существование держалось в секрете потому, что этого требовали интересы политики, — заверил Гай. — И охрана выставлена не для того, чтобы злить тебя, а для твоей же безопасности. Да что я говорю? Тебе все это давно уже известно!

Ребенок затих в его руках, о безутешности прежних рыданий напоминала лишь судорога, пробегавшая по телу девочки. Голос у нее сел, но был спокоен, когда, утерев остатки слез, она сказала:

— Чему быть, того не миновать.

Лорд де Жерве и леди Гвендолин посмотрели друг другу в глаза и с облегчением вздохнули.

За две недели до того, как леди Магдален Ланкастерская должна была торжественно обвенчаться с Эдмундом де Брессом в Вестминстерском аббатстве, леди Гвендолин скончалась. Она умерла у мужа на руках, и тому оставалось лишь поблагодарить Бога, за то, что он забрал ее к себе и тем милосердно положил конец ее невыносимым страданиям. В этот момент Гай не думал о себе, хотя его собственная душа была пуста, обрушившееся горе иссушило ее. Он, казалось, утратил способность чувствовать. Выйдя на галерею, он посмотрел на небо, и солнце показалось ему холодным туманным кругом в пасмурном небе.

Вскоре он потерял интерес ко всему: аромат свежескошенного сена, который он так любил, перестал для него существовать, свежесть лаванды стала неотличимой от других запахов, корица с ее острым привкусом была пресной, как мякина.

Смерть любимой хозяйки дома наполнила горем все сердца, в то же время обитатели замка благодарили Бога, что кончились ее страдания, а в том, что душа Гвендолин непременно попадет на небеса, не сомневался никто. Двойное горе было у Магдален. Она тяжело переживала смерть Гвендолин, которая — единственная из всех людей на свете — любила и жалела ее. Но еще более непереносимыми оказались для нее страдания Гая. От сознания, что ничем не может помочь ему, девочка извелась сама.

Венчание предполагалось провести в установленные сроки — для государства и его политики смерть благородной леди была фактом второстепенной важности. Жених Магдален тем временем со всей присущей ему энергией занимался военными упражнениями в преддверии грандиозной военной кампании, в которой он рассчитывал обрести рыцарские шпоры и права на обладание замком Бресс. Ни о чем другом, кроме будущей войны и предстоящей женитьбы, он и думать не мог. Все его прежние попытки ухаживаний за Магдален, разбившись о ее каменное равнодушие, отбили в нем охоту сентиментальничать, и он вернулся к исполнению воинских обязанностей — главных для всякого рыцаря.

Магдален старалась ни на шаг не отходить от Гая. Она усаживалась рядом с ним за длинным обеденным столом и выбирала для него из выставленных на столе блюд самые лакомые куски. Она прокрадывалась в его рабочие покои, садилась в углу и тихо наблюдала, как он машинально занимается своими повседневными делами или подолгу сидит без движения, уставившись в пустоту. Если ему приходилось уезжать по делам, она ждала там его возвращения, критически посматривая, как паж занимается приготовлениями к возвращению хозяина.

Гай, однако, казалось, не замечал ее присутствия. Так продолжалось до вечера накануне ее венчания. Выйдя в сумерках в садик — мучительное для него место, ибо каждый листик, каждый шорох ветерка напоминал ему о прогулках с Гвендолин, — Гай сорвал несколько стебельков лаванды, проверил ванночку с кормом для птиц, и нагнулся нарвать табака с нетронутых грядок.

И вдруг под абрикосовым деревом он заметил тихо сидящую Магдален. Гай вспомнил, что завтра она выходит замуж, а он за несколько дней не сказал ей ни одного приободряющего слова.

Он уселся рядом, но прежде, чем он успел заговорить, она, опередив его, с неожиданной страстностью произнесла:

— Пока я недостаточно взрослая, я не смогу разделить ложе с Эдмундом до его отъезда во Францию, а значит, наш брак может быть отменен и тогда мы, вы и я, сможем пожениться.