По выражению лица Хуана я понимаю, что он собирается задать мне вопрос, который он задавал мне уже не раз: «Что еще они могут тебе сделать, Джек?»

Я выдаю ему свою последнюю теорию:

– Зуб даю: она хочет, чтобы меня перевели либо в «Очерки», либо в «Бизнес». Что еще ты ей рассказал?

– Ничего такого, что она сможет против тебя использовать. Ручаюсь.

– Не будь так уверен. Она коварнее, чем кажется.

– Нет, она не такая, – возражает Хуан.

– Ты сам себя послушай!

– То, что ты превратил варана в эскимо, не может стать основанием для понижения в должности.

– Нарушение общепринятой морали, мой друг, можно интерпретировать как угодно. Не будь таким наивным.

– По-моему, ты ошибаешься насчет Эммы.

Я от хохота практически вою.

Хуан хладнокровно намазывает рогалик сыром.

– Учитывая то, что я знаю о женщинах – а я о них знаю куда больше тебя, Джек, – легко допустить, что ты ошибаешься. Эмма не собирается тебя уничтожать. Просто сейчас ты представляешь для нее проблему, и она пытается разобраться, что к чему.

Это уже слишком. Как спорить о женщинах с парнем, который встречается (помимо моего редактора) с хирургом, фигуристкой и заводилой болельщиков? Я перегибаюсь через стол и шепчу:

– Она пригласила меня на обед.

– И что? Возможно, она предложит заключить перемирие.

– Вряд ли. Наверняка это ловушка, – возражаю я. – Ты же слышал про троянского коня. А это троянская киска.

Из всех моих знакомых журналистов у Хуана самые изысканные манеры. С рогаликом покончено: на столе ни единой крошки, на его лице ни следа сыра.

– А ты знаешь, – спрашивает он, – что она не пила никаких лекарств, кроме аспирина, до того дня, как ты появился в ее отделе? Теперь она принимает по две таблетки валиума в день, а то и больше.

– Она выбрала не ту профессию, Хуан. Я хочу помочь ей выкарабкаться. – Из-за этих таблеток я чувствую себя виноватым; да что уж там – дерьмом последним я себя чувствую. – Я не хочу обедать с ней, потому что мне следует держать дистанцию. Для ее же блага я должен оставаться груб и неприступен.

Хуан скептически улыбается:

– Так представляет себе суровую любовь сержант Таггер?

– Что-то вроде того.

– Признай, что ты просто-напросто испугался. Некроман испугался маленькой Эммы.

– Это смешно.

– Не волнуйся, Джек, она не кусается, – холодно говорит он. – Даже если очень ласково ее об этом попросить.

Так мы ни до чего хорошего не договоримся.

Сделай мне одолжение, – прошу я, – не говори больше с Эммой обо мне.

– Как скажешь. Но тогда у нас появится куча свободного времени, а делать-то нам особо нечего.

Хуан лукаво улыбается.

– Да ладно тебе. Ты думаешь, я поверю, что вы с Эммой еще не спариваетесь, как мартовские кошки?

Он пожимает плечами:

– Я уже тебе говорил, она не такая, как все.

– Лесбиянка?

– Не-а.

– Фригидная?

– Не думаю, – отвечает он.

– Что же тогда?

– Разборчивая, – говорит он, вставая, – или у нее слишком много проблем. Спасибо за рогалик, Джек, но мне пора за работу – «Дельфины» только что подписали контракт с защитником, у которого нет ни судимостей, ни пристрастия к наркотикам.