Старец вдруг медленно поднял руку, поманил скрюченным морщинистым пальцем Таруса, Боромира и Вишену.

    – Подойдем, – сказал чародей.

    Они приблизились и стали в трех шагах от старца, остальные наблюдали с тропы, переминаясь с ноги на ногу.

    – Поклон тебе, старче, – негромко поздоровался Боромир и все трое склонились перед седым человеком.

    – Здоров будь, Боромир-Непоседа, защита родного края, – надтреснутым голосом ответил старик, – здравствуйте и вы, верные сыны земли нашей.

    Боромир не удивился, что старец его узнал. Его знали все. ВСЕ. По крайней мере, после Северного Похода.

    – Ведаю обо всех ваших напастях, воины-храбры. И знаю, как уберечься от них.

    Старик полез за пазуху, достал свернутую трубкой грамоту. Через мгновение глаза его встретились с глазами Вишены; тот медленно, как во сне, извлек из сумы сверток с рубиновым мечом и подал старику. Тарус удивленно созерцал все это; Боромир, казалось, оставался спокойным.

    Покряхтывая, старец сполз на землю, развернул волчью шкуру, отбросил ее в сторону. Вишена глянул на Таруса и проследил за его глазами – чародей неотрывно смотрел на левую руку старика, где на среднем пальце сидел перстень с кровавым рубином.

    Вишена вздрогнул, а старик тем временем коснулся перстнем камня на гарде меча. И меч распался – послышался сухой треск, к ногам упали четыре знакомых кинжала.

    – Помогите мне! – властно сказал старик. Боромир подобрал кинжалы. Старик уже развернул грамоту и стелил ее на пне, не позволяя скручиваться. Лист был девственно чистым, только по углам его виднелись неясные темные пятна. Скупым расчетливым движением старец взял один из кинжалов из рук Боромира и коротко, без замаха, всадил его в грамоту, в правый верхний угол, прямо в пятно.

    – Теперь вы! – скомандовал он.

    Тарус протянул руку и второй кинжал, сочно тюкнув, проткнул пятно в левом верхнем углу листа. Боромир отдал один из оставшихся кинжалов Вишене и они разом опустили руки. Грамота, приколотая по углам, отчетливо белела на темной поверхности старого пня.

    Спустя несколько мгновений сквозь нетронутую белизну чистого листа стал прорываться неясный еще рисунок; он постепенно всплывал откуда-то из глубины грамоты, с каждой секундой становился все четче и четче.

    – Карта! – воскликнул Боромир, – глядите, вот устье Шогды, вот Иштомар! А вот Шеманиха!

    Старец указал на крохотный рисунок в центре, походивший на небольшой ларчик.

    – Рубиновый клад? – догадался вдруг Тарус. – Но у нас ведь нет ключа!

    Старик усмехнулся и снял с пальца левой руки массивный свой перстень. Тарус тотчас протянул ладонь, но старец отрицательно покачал головой.

    – В тебе живет сила изумрудов. Никто из вас семерых не сможет носить этот перстень.

    Неспешно оглядев всех оставшихся на тропе, старик поманил к себе Яра и тот, словно завороженный, приблизился. Некоторое время он разглядывал юношу, и вдруг стремительным ладным движением надел перстень ему на руку, только не на левую, а на правую. Яр дернулся, беспомощно взглянул на Таруса, но тот улыбался, и Яр успокоился.

    – Запоминайте, где спрятан клад. Карту вы не увидите боле.

    Тарус, Боромир и Вишена молча глядели на грамоту, навеки впечатывая в память скупой, но понятный рисунок-план окрестных лесов.