– Да, – выговорил чародей сквозь комок в горле, вспоминая вымершую деревню перворожденных в восточных предгорьях Зубов Божьих – как он крался сквозь сумерки с луком в руках, как кишели черви на языке мертвого фея. Откуда мог он знать, куда приведут его несколько шагов от окраины деревни к ее середине?

– Не-е, – хмыкнув, Томми покачал головой. – Я по глазам твоим вижу, что это скверная история. Давай в другую сторону. Найди байку повеселее.

Делианн закрыл глаза.

– Я не помню веселых историй.

– Еще как знаешь, лживый ты ублюдок! Просто сейчас веселье спряталось. Подумай.

– Нет. Это… – Он беспомощно покачал головой. – Даже лучшее, что случилось в моей жизни, – мое Приятие – обратилось теперь в кошмар. Не будь я принцем дома Митондионн, я не отправился бы в тот поход, никогда не зашел бы в деревню. Я не занес бы чуму вниз по реке…

– Ты принц? – Томми искоса глянул на него.

– Странно звучит, да? Это… Не знаю. Я на это не рассчитывал. Случайно вышло.

– Вот это, должно быть, неплохая байка. Веселая местами, да?

– Думаешь? – Делианн глянул на край одеяла: машинально он скрутил его в жгут и концы намотал на кулаки. «Торронелл… боги мои, Ррони, если бы ты мог быть со мной…»

Торронелл знал бы, как превратить рассказ в брызжущую черным юмором байку. Его сухая ирония сплела бы из полынных нитей прекрасный гобелен – такой был у него дар. Ррони мог выдернуть боль из ножевой раны. А Делианну это было не дано. На самом деле его рассказ демонстрировал горькую тщету бытия – попробуй тут посмейся.

Но Томми не отводил сочувственного взгляда, и, помедлив, Делианн вздохнул тяжело.

– Финнаннар , – вымолвил он. – Слышал такое слово?

Томми пожал плечами.

– Это вроде как закон гостеприимства у эльфов – извини, перворожденных, да?

Делианн отмахнулся.

– Сложная система обязательств, такая официальная и древняя, что стала почти законом природы. Она определяет, подробно и педантично, обязанности гостя по отношению к хозяину и наоборот, и гостя, наносящего ответный визит, и хозяина к гостю, явившемуся второй раз без повторного приглашения, и так далее и тому подобное, покуда не начнешь диву даваться, как только в этом не путаются на каждом шагу. Я стал принцем дома Митондионн, потому что решил, будто знаю финнаннар так хорошо, что могу найти в нем лазейку.

Он вспомнил, как вступил под своды Сердечной палаты, долгой, низкой пещеры в чреве живого дуба, служившей Живому чертогу тронной залою. Вспомнил бесконечные ряды сверкающего самоцветами перворожденного дворянства – и тишину, воцарявшуюся по мере того, как один за другим они видели истрепанные в пути одежды Делианна и скрывающий лицо капюшон Торронелла. Вспомнил, как трепетал Ррони, обеими руками вцепившись в запястье чародея.

Он выступил на ровный кружок в полу, называемый Пламень, в десяти шагах от Горящего трона и только тогда поднял голову, чтобы встретить жгучий орлиный взор Т’фаррелла Вороньего Крыла, Короля Сумерек. Делианну было двадцать три года, и более четверти жизни он провел, готовясь к этой минуте.

Он понятия не имел, насколько плохо подготовился.

Голос царя исходил будто из-под сводов палаты, словно сам Живой чертог взялся задавать вопросы от лица Вороньего Крыла. Ответы были у Делианна наготове: усталый путник просит лишь приюта на одну ночь и несет с собою скромный дар, который просит великого короля принять…

– Я принес королю подарок, – проговорил Делианн, глядя мимо Томми, в очаг. – Я боялся, что он откажется его принять, если преподнести дар обычным способом, поэтому я… оформил его как дар гостеприимства, от которого, согласно финнаннар , отказаться невозможно.