Изменить размер шрифта - +
Девочка сидела в инвалидной коляске в тени откидной двери. Рядом двое рослых артан в отполированных до блеска шлемах удерживали коротко стриженную седую старуху – рыдая и крича, она билась в равнодушных руках, то умоляя, то разражаясь проклятиями на неведомом монаху языке.

А в глубине кареты, сливаясь с тенями, горбилась знакомая Райте тварь: изможденная, иссохшая аллегория глада. Сердце монаха чуяло тварь. Взгляды их встретились, и они узнали друг друга.

В глазах чудовища стоял голод. В глазах Райте – лед.

Один из артан в зеркальных масках жестами показал Райте, как снять колеса со стопора. Взявшись за рукоятки над спинкой кресла, он вытолкнул дочь Кейна на свет.

 

5

 

Я смотрю, как они уходят: Райте волочит коляску по улице Мошенников, медлит мгновение, прежде чем скрыться за углом храма Шентралле-Вестника, в последний раз смотрит мне в глаза и кивает на прощание.

Скрывается из глаз вместе с моей дочерью.

Жаль, что с Верой я не смог попрощаться.

– Итак, ты получил свою дочь и жизни своих сторонников. Но не в них величайший мой дар тебе, – экспансивно грохочет Ма’элКот, простирая ко мне руку. – Величайший мой дар в том, что я выкупаю твою капитуляцию. Я дозволяю тебе явиться ко мне с достоинством. Скорей сделка, нежели капитуляция: отданное в обмен на взятое. Сим я свидетельствую в веках о своей любви к тебе, Кейн: да будет сие записано во…

Я посылаю тонкую струйку черной Силы в спинальный шунт и встаю.

Ма’элКот замолкает, прищурившись.

– Ты научился новым фокусам, – одобрительно урчит он. – Что ж, встретимся, как мужчины, лицом к лицу, дабы сдать меч. Должен похвалить твое актерское чутье: скорей Грант и Ли при Аппоматтоксе, чем Брут у подножия Ант…

Я наставляю на него острие Косалла.

– Ты слишком много болтаешь.

Ма’элКот запинается, сморщившись, будто прикусил лимон; он ненавидит, когда ему не дают блеснуть эрудицией.

Я скалю зубы.

– Мы с тобой оба знаем, что сейчас должно случиться. И капитуляция тут вовсе ни при чем.

Улыбка его устаканивается, из театральной гримасы преобразуясь в довольную усмешку. Ноги попирают землю, врастая в нее корнями. Плечи опадают на два пальца, вздуваясь валунами под модным костюмом.

Фантазм прикованной к Роверу Веры рассеивается, оставляя по себе облачко пыли в солнечных лучах.

– Да, – рокочет он.

– Тогда заткни пасть. К делу.

Он разводит руками.

– Вперед.

– Ага.

 

6

 

Райте торопливо катил коляску по первому переулку на север от Божьей дороги, переходя на рысь, напирая на рукоятки, насколько осмеливался на неровной дороге. Девочку болтало на ремнях в полудреме. Силы стремительно покидали монаха, но он мог держаться на ногах, опираясь на то же кресло, а идти им оставалось недолго.

Разрушенный храм оседал на глазах. Перекошенная стена бросала поперек улицы глубокую тень, в которой поджидал монаха Орбек вместе с двоими перворожденными-лекарями из «Чужих игр». Райте толкнул коляску к ним, задыхаясь и едва не падая.

– Они… согласились? – прохрипел он.

Перворожденные, естественно, не доверяли ему – и не без причины, учитывая отношение Монастырей к Народу; Райте едва уговорил их подождать Орбека и потолковать с ним.

– Они помогут? Послали за…

– Как ты просил, монах, – ухмыльнулся Орбек сквозь бивни.

«Монах» прозвучало ругательством. Райте не обиделся.

– А сетка?

Орбек кивнул.

– Уже несут.

Чародеи-целители склонились над Верой, разглядывая ее, но не касаясь.

Быстрый переход