– Времени нет, – пробормотал Райте, оседая. Чтобы не упасть, он оперся о кресло. – Они сходятся. Сейчас. Сходятся.

– Ага. – Орбек ухмыльнулся еще шире и дернул клыком, указывая вверх: четыре дриады неслись к ним, словно воробьи, поддерживая в воздухе серебряную противомагическую сетку из запасов Кайрендал. – Еще бы, твою мать!

7

Мы стоим лицом к лицу в бесконечном «сейчас».

Вдоль улицы выстроились шеренги зрителей, щурясь на полуденном солнце.

Мы оба знаем сценарий. Наши роли расписаны в легендах на сотни лет назад. Ковбои. Самураи. Зорро и губернатор. Робин Гуд и Гай Гисборн.

Нет, точней будет: Леонид у Фермопил.

Роланд при Ронсевале.

Потому что Ма’элКот – это маска десяти миллиардов человек, жаждущих раздавить меня, а я стою во главе своего маленького отряда: Райте, Вера, Шенна, и Пэллес Рил, и богиня, Хэри и все, кем я был когда-либо. Те, кто выбрал меня своим поборником.

Делианн и Крис ждут за правым моим плечом.

Отец маячит за левым.

Они сделали возможным мое явление.

Ма’элКот ждет, изготовившись, что я начну свой проход по сцене: мерная поступь сходящихся противников, накручивающих себя для смертного боя. Он знает, что без этого не обойдется: я все же славлюсь глубоким уважением к традициям.

Он ждет подвоха; надеется, что я выдам себя прежде, чем он сделает первый ход. В прошлый раз я застал его врасплох: этой ошибки он не допустит снова. С расстояния в сотню ярдов я могу достать его или пулей, или заклятьем, а Щит поглотит и то, и другое.

По нервам сжимающей Косалл руки пробегает разряд, и чувство мучительной потери разливается по жилам. Глаза Ма’элКота вылезают на лоб, потом щурятся; он поощрительно кивает мне.

– Что это было? – равнодушно спрашивает он, словно интерес его – чисто академический. – Как ты разорвал нашу связь? Набросил на Веру одну из этих серебряных сеток? Вроде той, которой поймал меня в прошлый раз?

Я не отвечаю – нужды нет.

Сила вскипает вокруг него.

Мы с Пэллес на двоих вооружены всей мощью реки. За Ма’элКотом – сила миллионов поклонников, больше, чем было у него в тот раз, плюс все, что накачивает в него слепой бог.

Лицом к лицу, друг против друга…

Мы можем расколоть планету, словно орех.

Армагеддон. Рагнарек: Сумерки богов.

И он этого ждет.

Всегда была в нем склонность к вагнеровским сценам.

Он семь лет изучал меня. Изучал Пэллес Рил. У него было достаточно времени, чтобы смоделировать сверхчеловеческим интеллектом все возможные комбинации ее способностей, моих умений, нашей тактики. Я знаю, он следит за мною колдовским зрением, выискивая намек на то, какие силы я попытаюсь притянуть к себе и как воспользуюсь ими. Застать его врасплох я вряд ли сумею.

Я и не пытаюсь.

Я поднимаю Косалл перед собой, повернув плоскость клинка к противнику в фехтовальном салюте. Ма’элКот отвечает мне ироническим поклоном.

– Я всегда знал, что мы придем к этому, Кейн. Мы с тобой враги от природы; потому ты возлюблен мною.

Вместо того чтобы отвести клинок направо – традиционная реакция на ответный салют, – я поднимаю его над головой, быстро, но без спешки.

В японских боевых искусствах есть понятие – переводится оно как «подобающая скорость», и усвоить его сложней всего. Двигаться с подобающей быстротой – значит действовать достаточно медленно, чтобы не пробудить защитные рефлексы противника, чтобы он не почувствовал атаки: не вздрогнул, даже не ощутил опасности. Миллионы лет эволюции по Дарвину заставляют нас воспринимать резкое движение как угрозу.