- Я уже распорядился.
- Вы, как всегда, угадываете мои мысли! Но какой у него нос, Мазарини!
Словно он дарован ему самим дьяволом.
- Даже сам сатана не поможет ему этой ночью, - мрачно заверил Мазарини.
- Да, да! И позаботьтесь, чтобы записку взяли там... Завтра она должна
лежать на моем столе.
КОСТЕР У НЕЛЬСКОЙ БАШНИ
Не надо думать, что двадцатилетний Снрано де Бержерак покидал
кардинальский дворец победителя. Напротив, мгновенный подъем духа,
овладевший им перед лицом могущественного кардинала, сменился упадком, и он
горько размышлял о своем дерзком отказе от благ приближенного к Ришелье
поэта в о рискованном мальчишеском споре с ним об заклад, объясняемых
непомерной гордостью, которая скорее прикрывала его слабость, нежели
отражала силу. Его гордыня заставила его отказаться от обеспеченности
придворного поэта, оставшись вместе со своей свободой творчества в прежней
бедности.
Франция XVIII века виделась Савиньону совсем не такой, какой выглядит
из нашего времени триста с лишним лет спустя. Быть может, великий романист,
блистательный Дюма-отец, остривший, что для него "история - гвоздь, на
который он вешает свою картину", живописуя на ней дворцовые интриги,
любовные похождения и скрещенные шпаги, все-таки был ближе к пониманию
молодым Сирано де Бержераком его времени, хотя тот и ощущал чутьем духовную
пустоту вокруг себя, клокотавшую несправедливостью, ханжеством, непрерывной
борьбой французов против французов, или сводящих между собой мелкие счеты,
или защищающих чуждые им интересы враждующих вельмож. А то и натравляемых
друг на друга пастырями церкви, принуждающими молиться лишь по-своему.
В ту пору Сирано де Бержерак никак не предвидел, что проложит
когда-нибудь путь великим французским гуманистам, таким, как Жан-Жак Руссо,
Рабле, Вольтер, подготовившим умы людей к вулкану французской революции.
У Савиньона же даже его детское воспоминание о поджоге отцовского шато
никак не связывалось с полыхавшими по всей Франции крестьянскими бунтами,
жестоко подавляемыми тем же Ришелье. Зная лишь философов древности и
преклоняясь перед современными ему мыслителями Кампанеллой, Декартом,
Гассенди, в отличие от них он становился вольнодумцем. Идя дальше
проповедуемой Кампанеллой терпимости к любой религии или попытки Декарта при
отрицании слепой веры доказать существование бога математически, Сирано,
опираясь на материализм Демокрита, развитый Гассенди, готов был вообще
отказаться от веры в бога, допускающего на земле торжество зла, жестокости,
изуверства и преступлений. Некоторые из пап причастны были и к отравлению
неугодных, к ложным обвинениям в ереси, а один раз даже к скандальному
обману, когда после смерти очередного папы выяснилось, что он был. |