— Я видел, что тебе хочется, — сказал довольный Лешка. — Ты ее все разглядывала в каталоге.

Боже мой, да ничего она не разглядывала. Просто от нечего делать листала каталог, зевая на каждой странице. А цепочка дорогая, хоть и duty free, и совсем им сейчас такие траты ни к чему. У Юльки начинается школа, учительница еще с прошлого года предупредила, что у детей должны быть дома собственные компьютеры. Да и на родительском собрании придется внести не меньше полтыщи баксов на дополнительные занятия, охрану и прочую мутотень. Может, Рыжему при новом освоении реальности что-то неправильно объяснили и он почувствовал себя олигархом, забыл, что над ним висит кредит и проблемы с поставщиками?..

Ничего этого Аля сказать не успела. Лешка обвил ее шею руками, застегнул цепочку и поцеловал за ухом, нежно прошептав: «Все будет хорошо. Не сомневайся».

Аля снова сжала заветный палец, прислонилась к Лешкиному плечу и закрыла глаза. «Чудо случилось», — поняла она. Ей вернули не просто мужа, а его улучшенную, исправленную и подредактированную копию. Цветы, подарки, ласковые слова — из этого будет состоять ее жизнь, пока в Рыжем не проснется его сволочная, отвязанная сущность. А она проснется, гены есть гены, против природы не попрешь. Интересно, сколько дней безоблачного женского счастья ей отведено? Надо посчитать и сообщить Ребекке, это должно быть очень важно для эксперимента.

За обедом они выпили джина с тоником, поэтому Аля заснула по-настоящему и проснулась уже на подлете к Шереметьеву.

Мальчик из пальчика

— Шереметьев, но не граф. Черт его знает, наверное, из бывших крепостных, они ведь получали прозвище по названию усадьбы. Или по фамилии хозяина. Ты чей, спрашивали, холоп? Шереметьев!

Коля Нарышкин, один из компаньонов Леши Антонова и большой поклонник Алиных историй, почитал себя не просто столбовым дворянином, а боярином древнего княжеского рода. Еще бы, ведь из Нарышкиных происходила сама царица, первая жена Ивана Грозного. Потому вопросы родословной интересовали его не меньше, чем хозяина породистой собаки.

Антонов втихомолку издевался над аристократическими амбициями приятеля и за глаза называл его Мышкиным-Норушкиным. Но открыто дразнить породистого компаньона было опасно — он не выносил, когда посягали на святое, а его деньги в бизнесе были не менее святы. Потому Але и Леше приходилось время от времени выслушивать длинные речи Нарышкина о старинных русских фамилиях и плебеях, что к ним примазываются.

Сейчас они с Антоновым обсуждали нового перспективного партнера по фамилии Шереметьев, и Коля считал своим долгом непременно подчеркнуть, что этот Шереметьев — никаким боком не граф. К делу это не относилось, но промолчать Нарышкин не мог. Аля еле удерживалась, чтобы не спросить ехидно: «А с чего ты взял, что сам не из крепостных?» Она ничего не имела против дворян, даром что они сотни лет пороли ее плебейских предков на конюшне, но снобы ее раздражали.

— Шереметьев, но не граф. Что это? Ответ: аэропорт, — сказал Лешка.

— Папа, аэропорт называется «Шереметьево»! — важно поправила Юлька.

— Тогда это тем более не граф, — сказал папа и подмигнул ей.

Они всей семьей гостили у Нарышкиных на даче. Вернее, в их загородном доме, который потомственные бояре устроили с завидным размахом: три этажа, домик для гостей, отдельно стоящая баня с сауной, внутри все чистенькое, стеклянно-оловянно-деревянное, напичканное последними электронно-техническими новинками. Аля мечтала о таком доме, но на него у Антонова пока не было денег, да и неизвестно, будут ли. А Нарышкин имел еще какие-то побочные доходы, вернее сказать, побочным доходом была автодилерская компания, а основную прибыль приносили великокняжескому семейству риелторское бюро и совместное строительное предприятие.