Но не отдавать, борьба — это дикость, каменный век.
— Ты не ревновал? Тебе было все равно? — Аля все-таки решила его добить.
— Мне было не все равно, но я не ревновал. Такой ответ тебя устраивает?
— Почему?
— Почему — что?
— Почему ты не ревновал?
Лешка задумался и, похоже, всерьез. Потом пожал плечами:
— Не знаю. Как-то не ревновалось.
— Что же у нас теперь будет? — спросила Аля.
— Ты о чем, глупышка? Все будет, как было. Даже лучше. Знаешь, я взял семейный абонемент в фитнес-центр. Юльку там учат плавать. Ты тоже можешь ходить. У них есть всякая гимнастика, тренажеры, массаж. Пойдем прямо сегодня вечером?
Вместо фитнес-центра с тренажерами Аля вечером закрылась в спальне и села перед телевизором. Показывали рекламу гнусовского детского центра «Маленький лорд». Юный пижон лет двенадцати, одетый в идеально сидящий смокинг и цилиндр, открывал высокую стеклянную дверь, небрежно отдавал цилиндр швейцару и проходил павлиньей походкой сначала в банк, где ему улыбались вылизанные девушки-служащие, потом в ресторан, где официант, почтительно склонившись, вручал ему меню и указывал что-то особо соблазнительное. Все это происходило под идиотски жизнерадостную мелодию песенки «С голубого ручейка начинается река».
Ролик заканчивался сценой, в которой герой сидел за столиком с дамой примерно Юлькиного возраста, одетой в стиле начала двадцатого века — изысканно и женственно. Они поднимали бокалы — и камера отъезжала, оставляя парочку в романтической дымке. Означал ли этот финал, что Шереметьев все-таки устроил в своем «Лорде» маленький воспитательный бордель?..
Аля прижала к себе декоративную подушку. Так она любила смотреть телевизор: забравшись с ногами на кровать и с подушкой на животе. Жаль, ужасно жаль так бездарно опошленную идею! Неужели детям хочется быть такими надутыми индюками? А может, пиаровская служба Гнуса — она у него собственная и очень напористая — введет этот образ в моду? И Юльке скоро начнут нравиться прилизанные мальчики в цилиндрах…
У девочки был вздорный папин характер — те, еще некорректированные, антоновские гены, — и Аля подозревала, что укротить ее в будущем сможет только такой же буйный Рыжий, какой и ей, Але, встретился когда-то на пути. Только такого мужчину Юля сможет полюбить, как ее мама любила папу…
Любила? Аля даже ноги спустила на пол, словно надо было куда-то бежать. Почему это она говорит в прошедшем времени? Разве она не любит Лешку? Не любила бы — не смогла бы терпеть все его закидоны.
Но закидоны остались в прошлом. А любовь?
Аля прошлась по комнате, сжимая подушку, как гармонь.
Любовь к Рыжему всегда была частью ее жизни. Она ждала его звонков из долгих командировок, бросалась к двери, когда он приходил — пусть пьяный, пусть из загула, но это был он, драгоценный и единственный, и другого такого ни у кого нет.
Рыжий тоже ее любил, но, наверное, иначе. У мужиков все устроено по-другому, им необходима своя личная территория, на которую посторонним вход запрещен. И жена тут тоже посторонняя. Так объясняла когда-то Але подруга детства Верочка, которая про любовь и человеческие отношения прочитала почти все книжки, что когда-либо были написаны.
Но он тоже всегда бросался к ней, и не было такого, чтобы они дома сидели по разным углам и занимались каждый своими делами. Не было — а сейчас есть.
Лешка много работает, и эти усилия приносят результат: он вытащил фирму из кризиса, и денег теперь становится все больше. И он не шутил, когда предлагал ей открыть магазин сумочек. Какой-нибудь женский булавочный бизнес он в состоянии ей купить.
Но она уже не хочет даже детский винный магазин. |