– Ее уборщица позвонила моей уборщице, – говорила девушка стоявшей прямо за ней в очереди своей ровеснице, такой же праздничной. – Неслабо, да? Это ведь та самая женщина из «Майклмен», а я была там буквально на прошлой неделе, искала...

– Ту штуку, которая висит у тебя в прихожей?

– Да, типа того. Так вот, ее уборщица не смогла войти внутрь, ну и... – Тут девушка заметила внимательный взгляд Норы, умолкла и резко нагнулась к своей тележке, чтобы выложить на транспортер пакетик с изюмом. – Прямо южный Бронкс какой то, ей богу!

Женщину из «Майклмен» Нора тоже помнила – она не знала ее имени, но та сумела убедить ее купить для гостиной галогенную лампу, которая давно нравилась Норе. Женщина была симпатичной, дружелюбной и практичной, она могла быть отличной попутчицей в длительном путешествии. Первым ее порывом было защитить эту симпатичную женщину от двух молоденьких эгоисток, но что, собственно, они такого сделали – просто назвали ее «той женщиной из „Майклмен“»? Почти одновременно Нору охватила паника: ей не удалось вспомнить, заперла ли она перед уходом заднюю дверь.

Потом Нора увидела перед собой окровавленное тело женщины из магазина осветительных приборов. Это тело тут же превратилось в тело молоденького солдата на носилках со страшной раной на животе, из удивленных глаз которого медленно уходила жизнь. Колени ее стали ватными, голова склонилась на грудь, и так Нора стояла, тяжело дыша, пока девицы не расплатились и не подошла ее очередь.

Умирающий юноша и похожие на эту картины населяли лучшие из ее кошмаров. Худшие были гораздо страшнее.

3

Нора окончательно стряхнула с себя кошмар из серии худших и выбралась из постели. Ей захотелось чувствовать себя и выглядеть увереннее, чем должен был чувствовать себя и выглядеть Дэйви, поэтому она провела ладонями по лбу и вытерла руки о ночную рубашку. Снаружи, в коридоре, музыка больше не напоминала струнный квартет. Она была какой то диковатой и более хаотичной: Дэйви поставил одну из симфоний Малера, к которым пытался приучить Нору.

Женщина, не увлекавшаяся классической музыкой, просто не выдержала бы брака с Дэйви Ченселом, который окунался в мир музыки всякий раз, когда его что то беспокоило. Нора, краса и гордость семьи Керлью, решила выйти за Дэйви, когда он предложил ей это во второй раз через полгода после их знакомства и год спустя после Спрингфилда и того дня, как она поклялась самой себе «и думать не сметь» о воссоединении с Дэном Харвичем.

Нора прошла мимо шкафа, полного книг издательства «Ченсел Хаус», и направилась к лестнице, ведущей к входной двери, рядом с которой на пульте сигнализации ободряюще горел красный огонек. Нора тихонько спустилась по ступенькам и проверила, заперта ли дверь. Когда она стала спускаться дальше, к гостиной, она вновь прислушалась к музыке: на ее фоне невнятно слышались голоса – должно быть, показывали сериал. Дэйви, который никогда не смотрел ничего, кроме новостей, включил телевизор. По мере того как Нора спускалась все ниже, сочувствие ее перерастало в гнев. Опять, опять уже в который раз Элден публично унизил своего сына.

Она открыла дверь и заглянула в гостиную. Дэйви вздрогнул и удивленно распахнул глаза на жену, рука с карандашом замерла над раскрытым блокнотом. Поверх пижамы на нем был шелковый тайский халат. Удивление его было таким искренним, что следом за мужем удивилась уже Нора.

– О, дорогая, – проговорил он, – я разбудил тебя?

– С тобой все в порядке? – Нора шагнула в гостиную и взглянула на экран телевизора: стоявший спиной к черному зеву пещеры старик в лохмотьях взмахнул посохом: «Пиппин! Помни! Ты должен быть храбрым!»

Дэйви прицелился пультом на телевизор, и звука не стало:

– Я не думал, что тебе слышно.