– И с вами, – проговорила Маура в один голос с остальными прихожанами.
Даже после стольких лет, что она не была в церкви, отклики слетали с ее губ непринужденно: она помнила все с детства, когда ходила в воскресную школу.
– Господи, помилуй. Христе, помилуй. Господи, помилуй...
Даниэл даже не догадывался, что она здесь, а Маура была сосредоточена на нем одном. На его темных волосах и легких движениях, его сочном баритоне. "Сейчас я могу смотреть на тебя без всякого стыда и стеснения, – думала она. – Сегодня это не зазорно".
– Воздай нам радость в Царствии Небесном, где Он пребывает и властвует с Тобою и Духом Святым, Боже единый во веки веков...
Снова примостившись на скамье, Маура услышала глухое покашливание и хныканье измотанных детишек. На алтаре мерцали свечи в ознаменование света и надежды, осиявших эту зимнюю ночь.
Даниэл начал читать:
– "И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям..."
"Святой Лука, – подумала Маура, услыхав знакомые строфы. – Врач Лука".
– "...И вот вам знак: вы найдете Младенца в..."
Тут он осекся – взгляд его остановился на Мауре. И она подумала: "Что, не ожидал увидеть меня здесь сегодня?"
Он откашлялся – и стал читать дальше:
– "...вы найдете Младенца в пеленах, лежащего в яслях".
Хотя теперь он знал, что она сидит среди других прихожан, их взгляды больше не встретились. Ни во время исполнения "Cantate Domino" и «Dies Sanctificatus», ни во время дароприношения и таинства евхаристии. Когда сидевшие рядом с нею прихожане встали и направились причащаться, Маура осталась на своем месте. Если не веришь – не пристало лицемерить, деля гостию и вино с истинно верующими.
"Тогда зачем я здесь?"
И все же она осталась посмотреть на заключительные обряды, на благословение и напутствие прихожанам.
– Идите с миром, Христос с вами.
– Слава Тебе, Господи, – откликнулись прихожане.
На этом служба закончилась, и люди вереницей потянулись к выходу, застегивая на ходу пальто и куртки, натягивая перчатки.
А может, они заметили еще что‑нибудь?
Маура не поднимала на них глаз. И когда церковь почти опустела, взгляд ее устремился вперед – и остановился на алтаре. И она подумала: "Уже поздно, пора бы домой. Да и что толку здесь высиживать".
– Здравствуй, Маура.
Она подняла глаза и поймала взгляд Даниэла. В церкви все еще оставались люди. Органистка все еще собирала свои ноты, последние хористы все еще облачались в свои пальто, но Даниэл не обращал на них внимания – он смотрел только на Мауру, как будто, кроме нее, в храме больше никого не было.
– Ты давно не приходила, – сказал он.
– Похоже, что так.
– Если точно – с августа. Верно?
"Ты, значит, месяцы считал".
Он присел рядом.
– Я был приятно удивлен, когда увидел тебя здесь.
– Сегодня сочельник, в конце концов.
– Так ты же неверующая.
– Зато люблю церковные обряды и пение.
– И только поэтому пришла? Ради двух‑трех гимнов? Пропеть "Аминь" и "Хвала Господу"?
– Просто хотелось послушать музыку. Побыть среди людей.
– Только не говори, что тебе не с кем скоротать вечер.
Она пожала плечами и улыбнулась.
– Ты же знаешь, Даниэл. Я не большая любительница вечеринок.
– Просто я решил... В смысле – подумал...
– Что же?
– Что, наверно, ты будешь не одна. В такой‑то вечер.
"А я не одна. Я же с тобой".
Когда мимо проходила органистка с большой нотной папкой, они оба замолчали. |