.. прямо на снег. – Он расхохотался.
– Я ее раньше не видела. Она что, из Отдела убийств?
– Слыхал, ее только недавно перевели из Отдела по борьбе с наркотиками и проституцией. У них там в комиссариате возникла замечательная идейка набрать побольше девиц. – Он покачал головой. – Хотя нет, она тут не задержится. Помяните мое слово.
Женщина‑детектив вытерла рот и неуверенно двинулась к ступеням крыльца – там ее снова вырвало.
– Эй, детектив! – кликнул патрульный. – Может, вам держаться подальше от места преступления? Тошните себе на здоровье, только, по крайней мере, не там, где собирают улики.
Стоявший рядом молоденький полицейский хихикнул.
Блондинка резко повернулась, и в свете огней патрульной машины мелькнуло ее мертвенно‑бледное лицо.
– Пойду лучше посижу в машине, – пробормотала она.
– Да уж. Так‑то оно лучше, мэм.
Маура наблюдала, как женщина‑детектив отступила в тень своей машины. И подумала: "Что же такого ужасного меня там ожидает?"
– Док! – позвал детектив Барри Фрост.
Он секунду назад вышел из дома и стоял на крыльце в ветровке, втянув голову в плечи. Его светлые волосы топорщились, словно он только что с постели. Лицо у него всегда было землистого оттенка, а в желтоватых отблесках висевшего на крыльце фонаря оно казалось и вовсе болезненным.
– Как я понимаю, дело совсем дрянь, – предположила Маура.
– Не то, что ожидаешь увидеть на Рождество. Вот я и подумал: лучше выйти и малость подышать.
Маура остановилась на нижней ступеньке, заметив на припорошенном снегом крыльце беспорядочные следы.
– Ничего, если я пройду?
– Да. Тут наследили только наши, полицейские.
– А как насчет отпечатков по делу?
– Почти ничего.
– Он что, в окно впорхнул и выпорхнул?
– Похоже, тщательно прибрал за собой. Остались следы от метелки.
Она нахмурилась.
– Преступник обращает внимание на детали.
– Ты погляди, что там внутри.
Маура поднялась по ступеням, натянула на ноги бахилы, а на руки перчатки. Вблизи Фрост выглядел еще хуже: на исхудалом лице ни кровинки. Однако он вздохнул и весело предложил:
– Могу проводить.
– Не стоит, побудь лучше на воздухе. Риццоли все покажет.
Фрост кивнул, не глядя на нее: он уставился на улицу с таким напряженным видом, как будто его с души воротило, а он держался из последних сил. Маура оставила его бороться с самим собой и взялась за круглую дверную ручку. Она приготовилась к худшему. Надо же, только что она подъехала в полном изнеможении и тщетно пыталась проснуться – а теперь вот нервы у нее так накалились, будто по ним прошел разряд тока.
Маура ступила в дом. Остановилась, чувствуя, как заколотилось сердце, и оглядела не предвещавшую ничего тревожного обстановку дома. В передней – обшарпанный дубовый пол. Через дверной проем видна гостиная, обставленная дешевенькой, плохо подобранной мебелью: диван‑кровать с продавленным матрасом‑периной, кресло с большой круглой подушкой, набитой полистиролом, книжный шкаф, собранный частью из широких обшивочных досок, частью из цельных секций. Ничего такого, что напоминало бы место преступления. Но самое страшное было впереди; она знала, страх затаился здесь, в доме, – это было видно по глазам Барри Фроста и мертвенно‑бледному лицу той блондинки, детектива.
Маура прошла через гостиную в столовую и увидела сосновый стол с четырьмя стульями. Однако ее внимание привлекла не мебель, а столовые приборы, расставленные как будто для семейного ужина. На четверых.
Одна широкая тарелка была накрыта льняной салфеткой, забрызганной кровью.
Маура осторожно дотронулась до салфетки. Приподняла за краешек, взглянула на то, что лежало под нею, на тарелке. |