Мама гордилась бы мной, как и брат.
По щеке стекает ещё одна слеза. Прохлада шеста передаётся мягкой вибрацией моему телу. Мои бёдра покачиваются, я вожу ногами по гладкой сцене. Поднимаю ногу и хватаюсь за шест, кружась на нём. Я часто наблюдала за девочками в клубе и практиковалась, чтобы знать больше. Я всегда была голодна до знаний про танцы. Я изучала много направлений, но, конечно, мама держала меня подальше от такого вульгарного варианта демонстрации грации и чувственности. А сейчас я свободна. Мама больше не ударит меня по спине, потому что я сгорбилась, и не оденет на меня тугой корсет.
И в эту минуту я чувствую своё тело так хорошо, как никогда прежде.
Отталкиваюсь от шеста и в прыжке делаю батман. Встаю на пуанты и кружусь, пока сердце не стучит где то в горле, моя боль не растекается по телу волной одиночества, и ещё одна слеза не скатывается по щеке. Нет.
Распахиваю глаза, и злость из за своей слабости дарит мне силы.
Я уверенно выпрямляюсь и делаю ненавистные когда то мне «па», доказывая самой себе, что если физическую боль можно пережить, то и душевная найдёт своё лекарство. Любовь…
Внезапно я ударяюсь обо что то твёрдое и едва не падаю на пол, но меня подхватывают крепкие руки.
– Каван.
Сразу же расслабляюсь, и у меня на лице появляется улыбка, я облокачиваюсь о его грудь спиной и крепче обнимаю себя его руками. Я медленно танцую, заставляя его тоже двигаться. Чувствую его горячее дыхание на своей щеке. Он обнимает меня так сильно, словно боится, что я нереальна. Я делаю то же самое, потому что чувствую этого мужчину и его боль. В этой комнате, в его руках, в звуках музыки, убаюкивающей все страхи, я ощущаю себя могущественной и сильной. Ощущаю себя защищённой и больше не одинокой. И пусть мы танцуем так, словно каждый из нас умирает, и это в последний раз. Но выходить на сцену так и нужно, как будто другого шанса больше не будет, нужно показать всё, на что ты способна, и сорвать овации. Рискнуть. Совершить то, что ты никогда не делала. Выйти из зоны комфорта. Я это и делаю.
Отталкиваюсь от Кавана и поворачиваюсь. Встаю на пуанты и смотрю ему в глаза. Грациозно поднимаю руки и обхожу его.
Обнимаю его руками, практически не касаясь его ими, но он хватает мою руку. И я оказываюсь в его сильных и крепких объятиях. Его ладонь скользит по моему бедру, и он резко поднимает мою ногу, как и всю меня над полом. Я обхватываю его шею, и наши лица оказываются очень близко. Я дышу часто и поверхностно, не разрывая зрительного контакта. Ласково провожу ладонью по его щеке, и он ставит меня на сцену, а сам отходит за шест. Делаю шаг в сторону. Каван тоже. Мы смотрим друг на друга, пока я танцую, мелкими шагами двигаясь по кругу, как и он. В этот момент происходит нечто большее, чем танец. Каван сторонится меня, показывая, что он преследует меня, и в то же время держится подальше, боясь прикоснуться, испытать боль и причинить её мне.
Я останавливаюсь, как и Каван. Делаю шаг назад, а он стоит на месте. Спускаюсь со сцены, Каван выходит на свет полностью. Это его время. Я поднимаюсь на пуанты и спиной, выбросив руки вперёд, отхожу в темноту. Надеюсь, что он поймёт мой знак. Каван сжимает кулаки. Его терзают кошмары. Я стою в темноте, замечая на столике две пустые бутылки воды. Моё сердце со страхом бьётся в груди, ведь если он…
Каван делает шаг, а потом ещё один. Он идёт за мной. Я улыбаюсь. Победа. Он понял. Тяну к нему руку, и он видит её. На мои пальцы немного попадает свет. Каван поднимает свою, но я быстро убираю руку и выскальзываю за шторы. Шум за спиной свидетельствует о том, что Каван разозлился и дёрнул портьеры.
Двигаюсь к двери. Я должна вывести его из темноты. А он должен понять, что ночь – это иллюзорное восприятие дня. Ночь – это всего лишь временно. Ночь непостоянна. Ночь – это всего лишь период нескольких часов.
Я танцую в коридоре, а он, словно загипнотизированный, идёт за мной. |