Каван смеётся.

– Да, у меня точно особые вкусы, но это не то, чего ты ждёшь, Таллия.

Он открывает дверь и пропускает меня вперёд. Я улавливаю аромат дерева и чего то ещё, но не могу разобрать. Моё сердце стучит так громко в груди, готовясь увидеть плети и другую атрибутику мужчины с особыми вкусами. Но как только включается свет, то я закрываю рот ладонью, поворачиваясь вокруг себя.

– Боже мой, – шепчу я, оглядывая большое пространство. – Это ведь… собственная танцевальная студия. Я не знала, что ты тоже танцуешь!

И это действительно так. Нас окружают зеркала, тренировочные маты, шест. Здесь есть всё, чтобы любой танцор мог тренироваться столько, сколько хочет.

– Нет, я не танцую. Ты танцуешь, Таллия.

– Что? – выпаливаю я, не веря своим ушам. – Только не говори мне, что ты сделал целую танцевальную студию только для меня.

– Это так. Когда ты взяла отпуск из за ран на твоих ногах, то я больше ни о чём другом и думать не мог. Мой план был прост. Я хотел заманить себя сюда и никогда не выпускать. Меня злила сама мысль, что кто нибудь из клиентов клуба увидит, как ты танцуешь, и испортит мою мечту. Я планировал встречаться с тобой здесь, чтобы быть единственным, кому ты танцуешь.

Я в шоке наблюдаю, как Каван проходит в зал и раздвигает тяжёлые двери. За ними располагается комната очень похожая на ту, в которой я танцевала для него. Там темно, но я вижу мягкий диван, столик и сцену с шестом.

– Я не такой хороший, Таллия. Я ублюдок, который преследовал свои цели, – нарушает молчание Каван.

– И теперь ты хочешь, чтобы я танцевала для тебя? Это будет оплатой моего проживания с тобой? – выдавливаю из себя.

– Нет. Нет, Таллия. Я же сказал, что никакого обмена. Я создал всё это ещё до того, как узнал тебя лучше. До того, как понял, сколько боли и страданий ты вытерпела ради того, чтобы так танцевать. Нет. Если ты и придёшь сюда, то только по собственному желанию. Когда ты исчезла из моей жизни, я прятался здесь. Я воскрешал в памяти тебя и ждал, когда закончится день. А дни длились очень долго. Так я выживал изо дня в день, то вспоминая тебя, то махая кулаками.

– Хм, то есть ты просто сидел и вспоминал меня?

Каван утвердительно кивает на мой вопрос.

– И ты не заставишь меня танцевать?

– Нет.

– Но если я захочу, то ты будешь смотреть?

– Если ты разрешишь мне.

– А если я больше никогда не захочу танцевать?

– Значит, так тому и быть. Я ни на чём не настаиваю. Я обещал говорить тебе правду, вот моя правда. Я одержим тобой. Это тебя пугает?

– Это мило, – улыбаюсь я.

– Таллия, ты не понимаешь. Я планировал запереть тебя здесь, – настаивает он.

– Но сейчас ведь не планируешь. И не это важно, Каван. Важно другое, сколько сил ты вложил в то, чтобы сделать здесь эту танцевальную студию. Ты думал только обо мне, и это довольно романтично.

– Я же…

– Зачем ты пытаешься убедить меня в том, что ты плохой? Это не так. Каждый из нас преследует свои цели, но ты ни разу не причинил мне вреда, поэтому я делаю свои выводы. И сам факт того, что ты сделал это для меня, чтобы я могла тренироваться, если захочу, потрясает. Поэтому тебе не следует говорить о себе плохо в моём присутствии. Я вижу всё иначе, чем ты. Да, это немного странно, но мило. Правда, меня совсем не пугает твоя одержимость.

Кажется, она мне очень нравится. И если я буду танцевать, то только для тебя, потому что я так хочу, а не потому, что должна это делать. Я буду танцевать. Я люблю танцы. Так что я счастлива, – ещё шире улыбаюсь ему.

– Ты странная, Таллия. Ты очень странная, – бормочет Каван, потирая лоб.