По плитам дворика простучали легкие, быстрые шаги, затем дверь распахнулась и ворвалась девушка, закутанная в длинный изумрудный плащ. У Прстайна возникло яркое впечатление нетерпения, смеха, блестящих глаз и подвижного полногубого рта. Девушка держала блестящую серебристую сумочку, набитую до отказа. Все ее движения искрились живой радостью.

— Годится, Дэйв? Привет, Алек, — а, вот это и есть Привратник.

— Да, это Боб Престайн. Боб, это Марджи Липтон.

— Очень приятно... — начал Престайн.

— Как насчет чашечки яванского, Марджи? — перебил Алек.

— Можно. Но если вы хотите до рассвета удрать из города, придется поторопиться. Маклин посмотрел на часы.

— Не пойдет, Марджи. Жаль мне отрывать тебя от вечеринки, но время работает против нас. Если не возражаешь, мы отбываем немедленно. Можем остановиться перекусить по дороге, а Боб поспит в машине.

Без единого слова протеста девушка повернулась к двери и все следом за ней вышли из дома. У обочины ждал «Дженсен-Интерсептор» марки ФФ. Престайн при виде этой машины с присвистом втянул в себя воздух.

Марджи улыбнулась ему через плечо, пока они шли к автомобилю.

— Да, — подтвердила она своим легким, уверенным голосом.

— Других машин нет.

Они разместились в автомобиле, таком уютном, что Престайну захотелось сразу же смежить веки. Он с трудом заставил себя бодрствовать, пока они под тихое мурлыканье двигателя кружили по узким улочкам, плавно сворачивая то туда, то сюда, тихо шурша по мостовой шинами с суперсцеплением.

Алек сидел сзади, рядом с ним, тогда как Маклин, уставший, должно быть, не меньше других, сел впереди, рядом с Марджи.

— Почему ты не взяла белый автомобиль, Марджи? — с чувством осведомился Алек. — Белые машины — последний крик моды.

Та в ответ засмеялась с ласковым укором.

— Был когда-то последний, Алек, ты хочешь сказать. Мне нравится этот шафрановый цвет, вот я и перекрасила машину в него из белой, элф. В смысле моды этот цвет то же самое, что четверка лошадей.

Фамильярное словечко «элф» тотчас отозвалось в памяти Престайна мучительной горечью. Мысли его разбрелись; он тоже знал мнение аристократии о повозке, запряженной четырьмя лошадьми. Эта девушка, эта Марджи Липтон, должна быть той еще штучкой.

— Мне это нравится, — произнес он.

Автомобиль, поплутав, миновал пригороды Рима, пользуясь пока как ведущей одной парой колес. Наконец они повернули на юг.

Перед ними, словно обещание солнца, развертывалась белая автострада, ведущая в ароматные земли юга. Когда солнце вспыхнуло над холмами слева от них и пролило вниз свое чистое золотое сияние, заставлявшее вспомнить эпоху Возрождения, Марджи откинула верх автомобиля и они стали покрывать милю за милей.

Разговор в машине поначалу вертелся вокруг пустяков и Престайн, сам того не желая, клонил голову все ниже и ниже. Боль в основании шеи вынудила его, вздрогнув, проснуться, несколько выведенного из равновесия, но преисполненного решимости не засыпать, пока эти загадочные люди не ответят на несколько вопросов.

Солнечный свет лился сверху, яркий и почти осязаемый. Автомобиль тихо мурлыкал, а вокруг раскинулась равнина южной Италии. По встречным полосам пролетали другие машины, но ни одна не обогнала их, следуя в южном направлении.