— Это не твоя вина, Эшли, — Белинда коснулась ее плеча. — Мне самой следовало подумать об этом заранее. Предупредить тебя.

— Но как теперь вызволить Саманту? Мне попробовать открыть новый портал?

— Не выйдет, — Белинда сама чуть не плакала. — Та часть изнанки, где осталась Саманта, закрыта от тебя. Пути туда не найти.

— Но тогда как? Как ей помочь?

— Если бы я знала…

Белинда была в отчаянье. А раз так, значит, мне надеяться было не на что. Самой-то точно не справиться. Буду бродить тут, как Джереми по безвременью. Правда, гораздо меньше, чем он. Парень мог касаться предметов, а главное, еды. Мне это оказалось недоступно. Я свободно проходила и через стены, и через магов. Не могла ничего взять в руки, а желудок уже сердито урчал, жаждал основательного завтрака после пропущенного накануне ужина.

Они отличались. Изнанка и безвременье. Я поняла это, когда блокировка с сектора оказалась снята. По скудным сведениям, полученным от Джереми, я знала, что безвременье — это некое измерение, в котором он находился один, иногда проваливаясь на глубину и возвращаясь через дни, а то и недели, пока остальные жили, как ни в чем ни бывало. Изнанка представляла собой кусочки прошлого. Именно туда мы попали с Эшли и Джереми. В сектор стихийников, который не успело объять безжалостное пламя. А сейчас… сейчас я начала видеть отголоски прошедших событий. Ходила за Белиндой в надежде, что она придумает выход, а вокруг то и дело, будто тени, мелькали события последних дней. Я видела студентов, готовящихся к сессии. Видела педагогов, обсуждающих экзаменационные вопросы. Видела себя, идущей в сектор после первого зачета! Картинки появлялись и исчезали, наслаиваясь друг на друга. Но это совершенно ничего мне не давало. Кроме осознания, что и я теперь — прошлое. Я умру здесь, пока время в реальности будет продолжать обычный бег.

А жизнь в Школе фей шла своим чередом. Лекари занимались пострадавшими. Самые сильные ожоги лечили магией, а те, что поменьше — целебными мазями. Главный лекарь сказал, что обожженных студентов слишком много, и если использовать магию для каждого ожога, могут возникнуть нежелательные побочные эффекты, а это ни к чему. Габриэль после обработки (только мазями, магию в ее случае применять лекари отказались наотрез) отправили в заточение. В комнаты с блокировкой, где после возращения из мира людей жила я. Девчонка пыталась артачиться, но Белинда ее «заморозила». Так в обездвиженном состоянии фальшивую дочку и переместили.

— Будешь сидеть тут до суда, — проговорила Белинда жестко, после того, как восстановила для Габриэль бег времени.

Та скрежетала зубами и трясла забинтованными руками.

— Ты не можешь!

— Еще как могу. Ты перешла все границы, Габриэль. Чуть не убила весь сектор. За это придется ответить. Наказание буду назначать уже не я, а судьи. Я и так слишком долго позволяла тебе творить всё, что вздумается. И это было огромной ошибкой.

Габриэль взирала волком.

— Ненавижу тебя! — бросила в лицо женщине, которая восемнадцать лет была ей матерью.

В глазах Белинды застыла глубокая печаль. Она ведь, правда, любила эту девчонку. Считала ее своим ребёнком. До сих пор считала.

— Откуда в тебе столько злобы? Как Альберт умудрился сделать тебя такой? Я же старалась вложить в тебя и другое.

— Не смей говорить о нём! — разъярилась девчонка пуще прежнего. — Ты и мизинца его не стоишь! Убирайся! Ты мне не нужна! Убирайся к своей новой дочке! Если, конечно, — на лице Габриэль появилось злорадство, — она вернется с изнанки. Очень надеюсь, что этого никогда не случится. Пусть сгинет! Пусть умрёт! Ненавижу ее!

Теперь в глазах Белинды отразилась ярость.