Мы начали извращать и искажать его законы, превратив его в жалкую пародию на прежний Нимт. И с его детьми, с нами, случилось то же самое.
Серкадион Мани описал рукою дугу, и в воздухе возникло изображение — но не простая плоская картина, а живой, дышащий пейзаж. Облака безмятежно плыли над головами, и к ним то и дело взмывали крохотные летучие существа. Наклонившись поближе, Бедлам увидел, что ландшафт — не природный, а созданный скульптором, настолько искусным, что рукотворные следы почти незаметны для глаза. В отдалении высились два-три великолепных здания — видимо, замки или башни.
— Таким был вид из моего окна…
При этих словах Мани заметно постарел. Колдун явно тосковал по своему прежнему миру, хотя наверняка отверг бы подобное утверждение.
Карлик еще несколько мгновений вглядывался в пейзаж, а затем уничтожил его одним взмахом руки.
— Но всего этого больше нет. Даже в то время, когда я решил уйти, поняв, до чего мы доигрались, он уже разлагался.
Он снова описал рукой дугу, создавая другой образ — чем-то неуловимо отличавшийся от первого. Поначалу Уэллен с Забеной и не заметили различий. Ученый лишь ощутил тревогу, совсем как при виде неизлечимо больного, который чувствует близкую смерть, но не хочет узнать правду, боясь, что подозрения его подтвердятся. В этом мире облака тянулись по небу слишком лениво. Летунов больше не было. Других внешних отличий Уэллен не заметил, но это ничего не значило. Если Нимт, как сказал Серкадион Мани, уже начал разлагаться, разложение началось с предметов невидимых и неощутимых — то есть законов природы, на которых держится все сущее.
Карлик снова взмахнул рукой, и пейзаж рассыпался на множество эфемерных осколков, исчезнувших, не долетев до пола.
— Могу лишь представить, как выглядел Нимт, когда его покидали… как его?.. Сумрак и твои предки. Больной, извращенный… Повелители Мертвых плоховато помнят собственное прошлое, но я давно подозревал, что их владения — зеркало тех времен.
Уэллен кивнул. Примерно то же самое говорил и Сумрак.
— Я верно сделал, что оставил те места, — продолжал Мани, взяв себя в руки. — Но враады все еще живы, хоть и весьма… отдаленно. Например, в тебе…
Забена наклонилась поближе к Уэллену.
— Он все больше и больше похож на Сумрака, — шепнула она.
Карлик с очевидным недовольством прижал иссохшую ладонь ко лбу.
Прекрати! — прикрикнул он в пустоту. — Силой ты не добьешься ничего, кроме лишней боли!
Ученый поднялся. Кресло тут же ушло из-под него, растворившись в камнеподобном веществе пола, из которого появилось.
— С тобой все в порядке?
— Этот Король-Дракон начал слегка досаждать мне, не более. Некоторые просто не в силах примириться с неизбежным. Кое-кто не в силах даже признать, что Серкадион Мани неизмеримо превосходит его. Я — враад, достигший большего, чем кто бы то ни было! Именно я открыл путь к могуществу для своего народа и показал ему, на что он способен… однако ко мне не слишком-то прислушались! А эти драконы — просто мальчишки! Я собрал здесь знания двух миров, и все это — к моим услугам, когда бы ни потребовалось!
Вопреки своим словам, Мани вдруг заморгал.
— Пожалуй, с ним придется что-то решать, но — позже. — Серкадион Мани поднял взгляд на своих гостей. — Моя речь напомнила мне о стоящей перед нами задаче. Ты обещал мне знания в обмен на услугу. Я не вижу причин долее откладывать наш обмен. Даже то немногое, что я узнал, наблюдая за тобой, изумительно! Я и не помышлял исследовать восточные моря или Моря Андромакуса на западе. — Широким жестом он обвел свои владения. — Как мог я оставить то, что собирал столько времени? Вот если бы я мог забрать все с собой, тогда…
Забрать с собой? Так вот он чего добивается! — подумал исследователь, вспомнив о внезапном перемещении цитадели. |