|
И еще кое-что она напоминала Роуз, иногда, пожалуй, часто, — своего рода театр, когда она видела подсвеченные ночью здания и слышала неземные голоса, какие и сейчас инстинктивно ожидала услышать, размеренно и звучно рассказывающие захватывающий отрывок из истории или легенды. Son et lumièere во Франции, Англии, Италии, Испании. Les esprits aiment la nuit, qui sail plus qu’une femme donner une âme â routes choses. Это заблуждение, подумала она, и вообще, что за нелепая мысль! Конечно, она сама, в известном смысле, занималась именно этим — наделяла «душой» всякие дурацкие неживые вещи, безусловно не заслуживающие, чтобы о них восторженно вещали миру божественным голосом у волшебной башни. У нее это было больше похоже на безотчетную веру или наплыв неизбытой любви. Она глубоко вздохнула и с легкой улыбкой повернулась, опершись о подоконник.
Мужчины посмотрели на нее с нежностью, потом друг на друга. Возможно, во всяком случае Джерард отчасти знал, что она чувствует, и знал, и не знал. Роуз понимала, как ему хотелось всегда, чтобы ей не удалось вернуть себе покой. — Еще шампанского? — предложил Дженкин. — Тут припрятано невероятное количество бутылок. — Где Джин с Дунканом, я думала, они здесь? — спросила Роуз, когда пробка ударила в потолок. — Они были тут до вас, — ответил Дженкин. — Джин утащила его, не терпелось потанцевать. — Джин такая спортсменка, — сказала Роуз. — До сих пор может стоять на голове. Помните, как она однажды сделала в лодке такую стойку? — Дункан хотел остаться и пить дальше, но Джин не позволила. — Дункан пьет слишком много, — сказала Роуз. — А Джин сегодня в той красной накидке с черным кружевом, которая мне так нравится. В ней она выглядит как цыганка. — А ты, Роуз, вы глядишь сногсшибательно, — сказал Дженкин. — Ты нравишься мне в этом платье, — подхватил Джерард, — такое необыкновенно простое, мне нравится этот чудесный темно-зеленый цвет, как цвет лавра, или мирта, или плюща. Время Дженкину пригласить ее на танец, подумала Роуз, ему не хочется, он не любит танцевать, но придется. А Джерард будет танцевать с Джин. Потом она — с Дунканом. Ничего, все нормально. Ей уже лучше. Может, слегка захмелела. — Пора мне навестить Левквиста, — сказал Джерард. — Хочешь пойти со мной, Дженкин? — Я уже. — Уже навестил?! Возмущение, прозвучавшее в голосе Джерарда, имело давнишние корни. Пламя старой неистощимой, непреходящей ревности мгновенно вспыхнуло в его сердце. И жгло столь же мучительно, как когда-то. Как все они жаждали похвалы этого человека в то далекое и недолгое золотое время. Жаждали его похвалы и его благосклонности. Джерарду сполна доставалось того и другого. Но ему все было мало: хотелось быть самым хвалимым, самым любимым. Трудно было теперь поверить, что ближайшим его соперником был Дженкин. Дженкин, точно знавший, что думает Джерард, засмеялся. Резко сел, расплескав свой бокал. — Он не просил тебя что-нибудь перевести? — Просил, — кивнул Дженкин, — черт знает что. Подкинул кусок из Фукидида. — Справился? — Я сказал, что ничего не могу в нем понять. — А он? — Рассмеялся и похлопал меня по руке. — Он всегда питал к тебе слабость. — А от тебя всегда ожидал большего. Джерард не стал это оспаривать. — Извини, что не предупредил, что собираюсь к Левквисту, — сказал Дженкин уже серьезно, — тогда б мы могли пойти вместе. Но я знал, что он разыграет со мной старую шутку. |
