— Не даром тут нечисть ходит! — сказала, глядя на него, старуха и замерла, как бы обдумывая план.

Из глубины лавки его поманили. Сатир быстро юркнул внутрь, по направлению к лестнице на второй этаж.

Меж книжных шкафов можно было едва протиснуться. Постукивая копытами, сатир пробирался вслед за Трискветом, который освещал путь масленой лампой, держа ее высоко над головой. Масло капало на дубовый пол и, чтобы не поскользнуться, сатир старался не ступать на пятна. От корешков пахло плесенью и кожей, дым от лампы повисал едкой мглой.

В проходе заблестело окно, обозначая собой конец путешествия. Здесь, на свободном от шкафов пятачке, разместились письменный стол и кресло. Трисквет задернул шторы и поставил лампу в опасной близости от бумаг, неровной стопкой сложенных на столе. С чернильницы неторопливо взлетела муха.

Сатир огляделся. Среди кодексов и свитков встречались предметы, мало похожие на книги. На нижней полке одного из шкафов громоздился камень размером с бычью голову. На камне едва различался какой-то отпечаток. Сатир почесал макушку и Трисквет пояснил:

— Это застывшая магма. На ней отпечаталась лапа королевского грифона. Они давно вымерли, если ты не знаешь.

— Сатир всегда полагал, что господин книжник собирает только книги, — сказал сатир.

— Это и есть книга. Любой предмет, несущий след другого предмета, есть книга.

— Господин книжник говорит, что это тоже книги? — сатир указал на пузырьки с темной жидкостью, в ряд выстроившиеся на верхней полке.

— И это книги. Жидкие книги с Малоземских островов.

Трисквет взял один из пузырьков, вынул каучуковую пробку и лизнул горлышко.

— Рыба у южного побережья отравлена туземцами из племени яйцеедов. Ловить ее не стоит.

Он отер язык рукавом и поставил пузырек на место. Сатир протянул ему сложенный лист бумаги.

— Хозяин желает купить у господина книжника то, что здесь перечислено.

— По-прежнему интересуется алхимией, — улыбнулся Трисквет, пробежав глазами недлинный список названий. — Сейчас посмотрим, что у меня есть…

Внезапно он оторвался от полок с книгами и поводил носом.

— Что это? Чувствуешь? Запах дыма.

— Сатир чует запах лампы, — кивнул в сторону светильника сатир.

— Нет, к ее запаху я давно привык.

Лицо Трисквета исказилось страхом. Он оттеснил сатира и бросился по проходу к лестнице. Через мгновение сатир услышал истошный крик:

— Пожар!!!

Фроско в оцепенении наблюдал, как пламя пожирает деревянный двухэтажный домик, в котором, судя по нечеткому свидетельству горожан, располагалась книжная лавка Трисквета.

Первый этаж было уже не спасти. Из окна второго чьи-то руки выбрасывали книги — самое ценное имущество хозяина. Никто не спешил ему на помощь. Конечно, местных жителей больше волновало, как бы пламя не перекинулось на их дома. Кто-то нес ведра с водой, кто-то выносил ценные вещи, а кто-то уже подбирал и уносил брошенные на мостовую книги.

В окне, на фоне желтых языков пламени, появился силуэт. Одной рукой человек прижимал что-то к телу, другой он помогал себе протиснуться сквозь узкую раму. Став коленом на подоконник, он попытался перенести по эту сторону стены другую ногу, когда, не удержав равновесия, рухнул вниз.

Толпа охнула и заколебалась. Фроско, расталкивая куда менее сердобольных сограждан, бросился к лежащему телу. Но рядом с Трискветом он оказался не первым. Серый плащ склонился над книжником и что-то вытащил у него из-за пазухи — вытащил, натянул поглубже капюшон, и заковылял проч.

«Будь ты проклят, чернокнижник!» — взвопил скрипучий старушечий голос, показавшийся Фроско очень знакомым.