|
Итак, я хочу знать, вернется ли Каликсто? Да или нет? Я колебалась — как всегда, когда собиралась прибегнуть к ясновидению. Мне требовалось получить «да» или «нет» — что может быть проще? Но о чем возвестило бы «нет»: о решении Каликсто остаться в Испании? О том, что он никогда не доберется до нее? Или никогда оттуда не вернется? А может быть, сам «Алкион» исчезнет в морской пучине? Неопределенность казалась мне невыносимой, а потому, не переставая плакать, я все-таки решилась на ворожбу. Для этого я велела принести масло, сказав сочувствующему гарсону, что подойдет любое растительное (для данной цели лучше всего применять масло грецкого ореха, но и оливковое годится). Именно оно, оливковое, и было подано. Я налила его в белое блюдце и добавила молотый перец (предпочтительнее зола, но подходит все, что способно зачернить смесь). Затем я втерла масло кончиком салфетки в ноготь своего правого большого пальца. (Вообще-то для такого гадания лучше быть девственницей, но, mais h?las, что делать, и так сойдет.) Затем удостоверилась, что сижу лицом к югу (это важно, поскольку я собиралась гадать на человека, а не на деньги; в противном случае надо садиться лицом к востоку; если же гадают на преступление, то поворачиваются к западу, а если на убийство — к северу), и аккуратно растерла смешанное с перцем масло по всей поверхности ногтя, все время вопрошая sotto voce:[92] — Возвратится ли Каликсто на Кубу? Возвратится ли Каликсто на Кубу? Возвратится ли Каликсто на Кубу? (Иные полагают, будто чтение псалмов придает большую действенность такой ворожбе, называемой онимантией, но я никогда не носила при себе псалтырь.) Утверждают, что если заклинание не произведет на покрытый темным маслом ноготь никакого действия, это означает отрицательный ответ. Если же кровь прильнет к ногтю так, что он посинеет, это даст ответ положительный. Сидя в углу ресторана «Ла Фелисидад», я не более минуты невнятно бормотала свое вопрошание, когда желанное «да» было получено. Ах! Ноготь на моем большом пальце стал не просто синим, но фиолетовым, а затем темно-багровым. Так бывает, если кончик пальца защемить между дверью и косяком либо ударить по нему молотком изо всей силы. Неужели ноготь теперь сойдет? Но я была готова принести эту жертву. (Впрочем, она не понадобилась, ноготь к утру принял нормальный цвет.) Я была рада и счастлива, я обрела уверенность. Хоть мне и придется ждать долгие полгода, зато потом я исправлю все, что натворила, и открою наконец свои тайны тому, с кем мне хотелось прожить остаток моих дней. Уже наступил вечер, когда я поспешно вышла из «Лa Фелисидад» с намерением возвратиться в дом Бру и написать письмо Себастьяне. Я хотела разослать шифрованные послания сестрам, живущим повсюду, где моя мистическая сестра могла начать меня разыскивать. (Я по-прежнему верила, что она хочет найти меня, но не знает, где я могу находиться. Моя ведьминская кровь подсказывала, что дело обстоит именно так.) Раньше я ожидала найти в Гаване мою сестру и сюрприз, о котором та написала, но теперь, когда мне предстояло прожить тут полгода, хотелось бы обзавестись компанией получше, чем Квевердо Бру. И вот что я написала. «Дражайшая С.! Я уже в Гаване, но тебя здесь нет. Не могу сказать, что удивлена, ибо утверждать это значило бы солгать, а я приняла решение больше не лгать никогда. Тебе, сестра, я, разумеется, никогда и не врала, ибо в этом не было необходимости — ведь ты знаешь и всегда знала меня, как никто другой. От этого мне особенно тяжело выносить твое нынешнее отсутствие. О милая С. |
