Но все оказалось проще. Инна, Инесса, донья Инес оказалась одна. Ее подружки, компаньонки, дуэньи отсутствовали, так как две из них подрабатывали ночными медсестрами в больничных корпусах того же Первого меда, а Гуля разъезжала на «скорой». Инна, случалось, тоже где-то дежурила, когда финансовые обстоятельства становились из рук вон, но не сегодня. Сегодня она распахнула окно в ночь, чтобы выветрился угар неудачного «сейшна», и уселась в темноте на подоконник, размышляя о том, что надо бы, наконец, собраться и вернуть себе девичью фамилию, легкомысленно утраченную после никчемного, весьма кратковременного замужества, случившегося чуть ли не в школьном возрасте. Это было давно и неправда, но не вековать же век с фамилией Гусик.

На ней была байковая ночная рубашка, застиранная до полной потери ворса, и одеяло внакидку. И дверь на стук Вадима Инна открыла дверь именно в таком виде. Он, как и мечтал, осыпал ее подснежниками, помятыми, утратившими первозданную свежесть. Несколько цветков запутались в волосах да так и остались там на всю ночь. На всю долгую ночь, которая началась неловкими, грубоватыми, скомканными, как подснежники, поцелуями. Поцелуи эти подсказали Инне, что поначалу ей придется все брать на себя, что, действуя, придется быть терпеливой и снисходительной и немного лживой в выражении восторга и благодарности.

Лина, в самом деле, ждала, никуда не уехала. Она ждала, ее пышное каре обвисло по-домашнему, на крыльях носа скаталась мелкими комочками пудра, под глазами залегли тени, а освежить помаду на губах она забыла, и лепестки орхидеи выглядели как никогда беззащитно.

Она сжала Олегу руку, потом погладила по плечу, обвела пальцами кровоподтек на скуле и сказала, что-то пряча за легкой иронией:

— Ты рыцарь из рыцарей, сэр Олег. Поедем-ка… в мой замок. Там нас не будут подстерегать неожиданности.

— Жаль, — выдохнул осмелевший после приключения Олег, ловя губами ее пальцы.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — жестковато усмехнулась Лина и решительно повернула ключ зажигания. Она привычно встряхнула волосами перед тем, как нажать на газ, и машина, белый зверь, словно чувствуя нетерпение хозяйки, понеслась по ночному городу, разбрызгивая весеннюю слякоть.

И все состоялось. Голубая вода в ванне, невиданные плавающие свечи в широком мелком фаянсе, золотистый хмельной напиток из одной на двоих серебряной чаши, опрокинутая ваза с увядающими нарциссами. Вода из вазы, не иначе как зачерпнутая в далекой священной реке, пролилась на ковер. Ковер впитал и соленую испарину, и любовную мутноватую влагу.

Из-за стекла книжной полки с черной глянцевой обложки выставочного каталога на переплетенные тела мужчины и женщины свысока смотрела посмертная золотая маска самого знаменитого фараона.

Глава 3

Ты приближаешься к великолепному цветку, он сияет ласковым взором и источает загадочное сладостное благоухание, вот ты склоняешься, чтобы лучше видеть прекрасное лицо… И тут из венчика мерцающих лепестков тебя поражает леденящий убийственный взгляд василиска! Вот что я пережил в этот миг…

— Сфинкс, душа моя, пора бы уже и наиграться.