А я, казалось, уже кое-что знал, Самородов и Кадыров, можно сказать, у меня дома бывали. И на ленинградском мототреке я не иначе как за загородкой, где тренеры да участники, куда никого из смертных посетителей не пускают… Вот я там стою — видите? — отпрыгиваю в сторону, пропуская участника, кричу ему: «Давай, Боря!» — и чуть не попадаю под самокат великого Гены (замечу в скобках, шепотом, — Кадырова!).

Многое уже знал, а почему Уфа, не понимаю. Так стремительно приближалась она ко мне за последний год! Неизбежно все-таки, что я туда лечу… И снова можно содрогнуться при мысли, как все это произошло. Это я-то, знакомый с сотней литераторов и десятком нарушителей общественного порядка, — и вдруг на тебе!.. Самородов и Кадыров — вот кто мои друзья!

Это я утверждаю с дрожанием в голосе. Потому что прежние мои друзья разочаровали меня, а я — их… Случилось это так.

Я собирался надолго уехать из дому и довольно далеко. У меня были мотивы и причина ехать туда. Причина была сильнее. Так вот, перед отъездом, как бы подбивая бабки, решил я пригласить одних своих старых знакомых: очень Уж меня расстраивало постепенное и подспудное мое с ними расхождение. Мы не ссорились, а расходились-таки, когда-то столь дружные и любовные друг к другу. Вот мне и пришла идея, чтобы все как прежде: пригласить, принять со всею любовью… чтобы все было так мило, словно мы и не расставались, а потребность видеть друг друга у нас никогда не пропадала…

Думаю, что здесь и вкралась ошибка, которая привела меня сначала в Уфу, а потом вот к этому тексту.

Вечер, как я теперь понимаю, был ужасный. И описание его я здесь вычеркну…………………………………………………………. и т. д………………………………………………………….. и т. д………………………………………………………….

Так. Вот что следует учесть раз и навсегда: никогда не надо поправлять положение — это все равно что устраиваться поудобнее на эшафоте. Или повязывать петлю перед зеркалом модным узлом (была такая карикатура?).

В эту ночь у меня случился жар — 39,5 (0,5 я прибавляю), а за окном первый заморозок. Я разморозил двигатель, а двигатели эти делаются в городе Уфе. 412-й — будь он неладен! — русский «мустанг», бремя тщеславия и отчаяния…

С той минуты меня круто повело на Уфу.

Начинается рассказ

Не про нас

И не про вас…

Можно было бы, конечно, тут рассказать, как все дальше было с этим двигателем, поскольку я себе здесь все позволяю рассказывать, что надо и что не надо, поскольку окончательно не понимаю, что же надо… О бесконечных хождениях в Апраксин двор в гарантийную мастерскую (точный маршрут этих записок: Апраксин двор — Уфа), о безнадежных замыслах дать кому-нибудь взятку; но крышек головки блока не было и в помине, что и привело меня постепенно к тесному сближению с коллективом, к ресторану «Чайка» и к дружбе с представителем Уфимского моторостроительного завода товарищем Севой Тамойленко.

Вот все-таки есть награда за все мучения — дружба. Дружба настигает твое отчаяние и перегоняет его. Право, стоило разморозить двигатель, чтобы перезнакомиться со всеми этими замечательными людьми! Вот уж действительно, не имей сто рублей… Сто рублей мне стоила крышка, но по рублю за друга это недорого.