|
— Ведь их обоих убили? — спросила Мадлен. — Кажется, да: монархиста казнили без суда по приговору Трибунала, того, кто выкрикивал оскорбления, убили в тюрьме другие заключенные. — Да, — подтвердил священник. — Полагаю, ты не ошиблась. — Резня в тюрьмах? — спросила я задумчиво. — Нет, милая. Это случилось несколько раньше, в девяносто втором году, — удивленно сказал отец Луи. — Но скажи, что тебе известно об этих убийствах? — Я читала показания очевидцев. Но и вы же были их свидетелями. Расскажите, что видели своими глазами. — Но зачем тебе это, ведьма? Если ты хоть что-то слышала об этой резне, ты уже знаешь слишком много. Да и что там рассказывать: банда примерно из пятнадцати граждан — их было гораздо меньше, чем принято думать, — возбужденная слухами о якобы готовящемся в тюрьмах восстании, врывалась в некоторые из них и устраивала настоящую бойню. — Не говорите о тюрьмах , — взмолилась Мадлен, — не теперь… Говорите о короле, Людовике . — А что можно сказать о короле: они убили его, вот и все. Сансон-fils[130] по приказу отца позволил лезвию гильотины упасть, и голова короля Франции покатилась в корзину, как тысячи других до того. — Можешь мне не верить , — рассмеялась Мадлен, — но некоторые ожидали, что у короля голубая кровь. На это делались ставки, а когда кровь хлынула из шеи, у эшафота началась страшная давка. Нашлись и такие, кто даже пробовал ее на вкус и говорил, что она солоноватая, как мясо скота, выкормленного на солончаках. В конце концов, как говорили тогда, и король жил за счет земли … — Сансон поднял вверх отсеченную голову, толпа смолкла. А потом, зародившись где-то в задних рядах, медленно нарастая и накатываясь волной, чтобы разбиться об эшафот, раздался глухой первобытный рев… То был жуткий гул радости. Так народ убил своего короля. — Подумай об этом , — сказала мне Мадлен, — только подумай! Я поняла, что мир стал другим, когда увидела, как воспитанники «Школы четырех наций» бросали свои шапки в воздух . — Голова и тело короля были вывезены на телеге и захоронены в общей могиле, — продолжил рассказ священник. — Сансон остался на месте казни, чтобы проследить за продажей сувениров — носовых платков, смоченных королевской кровью, и тому подобного, — таким правом обладал палач. — И право это приносило немалый доход, — можешь мне поверить: Сансон был богат! Жил в достатке… Бывало, сидел вечерами у камина в кругу своей семьи, — Габриель, его старший сын, позже умрет, сломав себе шею (он будет показывать толпе отрубленную голову, неловко ступит вперед и упадет с эшафота ); его второго сына Анри и внука Анри-Клемана тоже, в свою очередь, станут называть «месье Париж» — все они сидят, бывало, у камина, а Сансон-pere[131]медленно водит смычком по виолончели или учит длиннохвостого попугая песням своей юности. А смерть — по существу, убийство — была столь же обычной темой для разговоров, как и любая другая. Я-то знаю, я посещала Сансона несколько раз. — Посещала? — переспросила я. — Ты посещала Сансона? — Нет, нет! Не так, как ты думаешь! Я просто хотела понаблюдать за ним, посмотреть, как он живет. Полюбовавшись, как он ухаживает за тюльпанами в саду, было весьма странно через несколько дней видеть, как Сансон убивает короля. Видишь ли, Сансон был торговцем смертью, поэтому я и следила за ним, уверенная, что, если буду достаточно внимательной, увижу, обнаружу… разрыв, некую прореху в ткани жизни, ведущую к смерти… И ищу ее все эти долгие годы. |
