|
А вы куда направляетесь, молодой человек? — В Америку, — ответила я, тем самым впервые уяснив собственные намерения. Себастьяна говорила, что мне предстоит переплыть море, но не уточнила какое. Я сама предположила, что это Атлантический океан, хотя, конечно, многое зависело от того, как пойдут дела в Марселе. — Да, конечно, Америка, — задумчиво произнес мой собеседник. — Довелось там побывать несколько лет назад. После этой неприятной заварухи двенадцатого года. — По-видимому, он имел в виду войну. — Значит, Америка? — повторил он, пристально глядя на меня своими маленькими глазками, а потом с явным намерением пустить пыль в глаза вытащил из жилетного кармана золотые часы на цепочке, сплетенной из рыжеватых волос. — Tempus fugit[155], мой юный друг. Но скажите: вы хотите прославиться или нажить состояние? — И прежде чем я успела обдумать ответ, предложил свой собственный: — Конечно, в такой юной стране эти две цели часто связаны. — Он спросил меня и про город: — Нью-Йорк или, может быть, Бостон? — Я ответила, что пока не знаю. — Дам вам такой совет: делайте себе имя на Севере, а деньги ищите на Юге. — И он откинулся назад, улыбаясь, — оракул, изрекший вещее слово, — и скрестив свои кажущиеся слишком короткими руки на обтянутом шелком бочонке живота. (Мне он не нравился, казался неприятным собеседником, но потом это облегчит заключенную между нами сделку, в которой я славно его надула.) Цель африканских путешествий моего нового знакомого была следующей: в своем доме близ Лиона он уже много лет имел «cabinet de curiosites»[156], как он его называл, которым очень гордился. В этом салоне «изящных украшений» он демонстрировал «за небольшое вознаграждение» такие, например, objets[157], как «засоленные останки двух взрослых зеленых обезьян, умерших, конечно, естественной смертью». В перечне диковинок упоминались также: мумия ребенка времен Птолемеева царства («Там все имеет свою цену, надо только найти нужного туземца»), покрытый лаком крокодил, «длинный, как бревно», зубы кашалота с вырезанными на них морскими видами, несколько чучел росомах, которые «выглядят как живые». По мере того как он рассказывал, мое отвращение к нему росло, а интерес пропадал, пока месье Либоде не дошел до того, что, очевидно, считалось особенно ценным экспонатом. — У меня есть, — весьма доверительно сообщил он, — утяжеленная игральная кость герцога Орлеанского. — Non![158] — восторженно воскликнула я. (Тут меня и посетила идея.) — Oui! — настаивал он, и я, в свою очередь, по-заговорщицки придвинувшись поближе, спросила: — Месье, не интересуют ли вас сувениры… de l’ancien regime? Его глаза широко раскрылись. Когда я поспешно вышла из кофейни вслед за ним, он часто и тяжело дышал, словно выбившаяся из сил собака, но вскоре обрел привычную походку — враскачку, ловко помогая себе тростью с набалдашником из слоновой кости, так что мы достаточно быстро добрались до берлина. Вскоре мы договорились о продаже кареты, и я распрощалась как с месье Либоде, так и с ней. Подумала, не предупредить ли его о наводнении, но не стала: возможно, Рона отступила — ведь Мадлен уже не станет волновать ее воды. За берлин я получила хорошие деньги — вдвое больше, чем первоначально предлагал месье Либоде. Торгуясь, я обнаружила в себе нечто вроде вкуса к коммерции: доставляет удовольствие , когда знаешь, что написано на монетах и банкнотах, а я наконец научилась в этом разбираться. (Я тогда подумала вот что: если уж такой надутый болван действительно стал в этом мире богатым… если он смог, почему бы и мне…) А теперь надо спешить… (Я только что вновь взялась за перо, а до этого вставала из-за своего маленького столика, чтобы из единственного иллюминатора каюты взглянуть на далекий, но быстро приближающийся берег. |
