|
Только энергичная каталогизация и перекрестные ссылки на фразы и образы, находящиеся перед ней, могут обнаружить этот принцип, отсюда и важность фотографирования. Столько рук поработало здесь, столько умов оставило свой след, однако небрежно, – и если бы она отыскала какую то схему, доминанту или же лейтмотив, появилась бы гарантия, что тема привлечет серьезное внимание и она в свою очередь тоже. – Что вы делаете? – спросил голос у нее за спиной. Она отвлеклась от своих мыслей и увидела на тротуаре позади себя молодую женщину с сидячей детской коляской. Выглядит усталой и озябшей, подумала Элен. Ребенок в коляске хныкал, его грязные пальцы сжимали оранжевый леденец на палочке и обертку от шоколадного батончика. Большая часть шоколада и мармеладная начинка были размазаны по переду пальтишка. Элен слабо улыбнулась женщине, казалось, той это необходимо. – Я фотографирую стены, – сказала она в ответ, утверждая очевидное. Женщина – по мнению Элен, ей едва ли исполнилось двадцать – спросила: – Вы имеете в виду пачкотню? – Надписи и рисунки, – сказала Элен. И добавила: – Да. Пачкотню. – Вы из Городского совета? – Нет, из Университета! – Чертовски противно, – сказала женщина, – то, что они творят. И не только дети. – Нет? – Взрослые мужчины тоже. Им на все наплевать. Делают среди белого дня. Посмотрите только… среди белого дня… – Она взглянула вниз, на ребенка, который точил свой леденец о землю. – Керри! – резко окликнула она, но мальчик не обратил внимания. – Они собираются все это смыть? – спросила женщина. – Не знаю, – ответила Элен и повторила: – Я из Университета. – О! – сказала женщина так, будто услышала нечто новое. – Значит, к Совету вы не имеете никакого отношения? – Никакого. – Кое что из этого неприлично, правда? По настоящему грязно. Посмотрев на некоторые штуки, что они рисуют, я смущаюсь. Элен кивнула, глядя на мальчика в коляске. Керри решил для сохранности сунуть сласть в ухо. – Не делай этого! – сказала мать и нагнулась, чтобы шлепнуть ребенка по руке. Слабый удар вызвал детский рев. Элен воспользовалась моментом, чтобы вернуться к фотоаппарату. Но женщина не наговорилась. – Это не только снаружи, нет, – заметила она. – Простите? – переспросила Элен. – Они врываются в опустевшие квартиры. Совет пробует заколачивать, но это бесполезно. Так или иначе, они туда влезают. Используют вместо туалетов и еще пишут гадости на стенах. Опять же устраивают пожары. Тогда никто не может въехать обратно. Сказанное возбудило любопытство. Отличаются ли существенным образом граффити внутри от тех, что снаружи? Это определенно стоит исследовать. – А здесь, поблизости, вы знаете какие нибудь такие места? – Пустые квартиры, говорите? – С граффити. – Прямо возле нас одна или две, – охотно отозвалась женщина. – Я из Баттс Корта. – Вы могли бы их мне показать? – спросила Элен. Женщина пожала плечами. – Кстати, меня зовут Элен Бучанан. – Анни Мари, – ответила родительница. – Я была бы очень признательна, если бы вы указали одну из таких пустых квартир. Анни Мари, озадаченная энтузиазмом Элен, и не пыталась этого скрывать, вновь пожав плечами, она сказала: – Там не на что особенно смотреть. Только еще больше этой дряни. Элен собрала снаряжение, и они пошли бок о бок сквозь перекрещивающиеся коридоры. Хотя все вокруг было приземистым, дома не больше пяти этажей в высоту, воздействие окруженных домами четырехугольных дворов рождало ужасающее чувство клаустрофобии. Лестницы и аллеи – мечта воров – изобиловали глухими углами и скудно освещенными подворотнями. |
