|
Очевидно, кэгэбэшники следили за Мироненко до самого дома, а затем попытались сорвать встречу. То, что произошло дальше, не оставило свидетелей: оба человека из сопровождения Криппса – один из них, Оделл, был старым сослуживцем Балларда – убиты, сам Криппс в коме. – А что с Мироненко? – спросил Баллард. – Наверное, его забрали домой, на родину, – Саклинг пожал плечами. Баллард уловил фальшивую ноту. – Я тронут, что ты держишь меня в курсе событий, – сказал он. – Но зачем? – Ведь вы с Оделлом были друзьями, не так ли? Без Криппса их у тебя остается совсем немного. – Так ли? – Не хочу тебя обидеть, – быстро заговорил Саклинг, – но у тебя репутация диссидента. – Объясни. – Здесь нечего объяснять. Я просто подумал, что тебе следует знать, что произошло. Я сейчас сам рискую головой. – Валяй, – сказал Баллард. Он остановился. Саклинг прошел еще несколько шагов и повернулся к Балларду: тот стоял, усмехаясь. – Кто тебя подослал? – Никто, – ответил Саклинг. – Кто то большой мастер распространять придворные сплетни. Я почти поддался. Ты очень убедителен. На тощем лице Саклинга хорошо был заметен нервный тик. – В чем меня подозревают? Они что, считают, что я спелся с Мироненко? Не думаю, что они настолько глупы. Саклинг горестно покачал головой, как врач при виде неизлечимого больного: – Тебе нравится плодить врагов? – Такова профессия. Я не перестану спать из за этого, не надейся. – Грядут большие перемены, – сказал Саклинг. – Уверен, что скоро ты получишь ответы на все вопросы. – Засунь свои ответы себе в задницу, – ответил Баллард очень ласково. – Надеюсь, придет время, и я смогу поставить правильные вопросы. * * * То, что к нему подослали Саклинга, давало неприятный осадок. Они хотели проверить его, но в чем? Неужели они всерьез считают, что он вступил в сговор с Мироненко, или, тем паче, с КГБ? Он подавил негодование: оно замутняло мозги, а ему требовался ясный рассудок, чтобы правильно разобраться в происходящем. В одном Саклинг был совершенно прав: у него были враги, и без прикрытия Криппса он оказывался уязвим. В таких обстоятельствах можно было придерживаться двух тактик. Можно вернуться в Лондон и там лечь на дно, а можно остаться в Берлине и ждать, каков будет их следующий маневр. Он остановился на втором. Игра в прятки быстро надоела бы ему. Сворачивая с Северной на Лейбницштрассе, он заметил в витрине магазина отражение какого то человека в сером пальто. Он видел его только мельком, но лицо человека показалось ему знакомым. Послали за ним хвост? Он резко обернулся и пристально посмотрел на неизвестного. Тот, кажется, засуетился и отвел глаза. Может, только показалось, а может, нет. Впрочем, какая разница, подумал Баллард. Пусть следят за ним, сколько влезет – ему нечего было скрывать, – уж если таковы условия этой идиотской игры. * * * Странное ощущение счастья посетило Сергея Мироненко: ощущение, которое возникло без видимой причины и переполнило его сердце. Ведь еще вчера состояние казалось невыносимым. Боли в руках и голове и позвоночнике непрерывно усиливались, а теперь к ним присоединилась еще чесотка, такая нестерпимая, что он вынужден был срезать свои ногти до мяса, чтобы не нанести себе серьезных увечий. Его тело – он чувствовал – восстало против него. Это как раз то, что он пытался объяснить Балларду: что он отторгнут от себя самого, и боится, как бы его не разорвало на части. Но сегодня страх исчез. Страх, но не боли. Они, пожалуй, стали еще сильнее. Связки и сухожилия казались растянутыми сверх положенного природой предела: суставы распухли от притока крови, и вся кожа на них была в синяках. |
