|
В кювете лежал Оделл. * * * Полицейским он сказал, что ничего не видел, и поспешил покинуть место событий, пока не было обнаружено происшествие на аллее. По дороге домой, на каждом шагу у него возникали новые вопросы. И главный среди них: почему они солгали, что Оделл мертв? И что за напасть обуяла человека, если он был способен на такое зверство, свидетелем которого стал Баллард? Он понимал, что не добьется ответа от своих бывших коллег. Единственным, у кого можно было бы попытаться что то выведать, был Криппс. Он вспомнил их спор насчет Мироненко, и как Криппс толковал о «мерах предосторожности», когда имеешь дело с этим русским. Значит, Стеклянный Глаз знал, что что то не так, но даже он не смог предугадать всего масштаба несчастья. Убиты два высококлассных агента. Мироненко исчез, видимо, уже мертв. Сам он, если верить Саклингу, тоже не далек от этого. И все началось с Сергея Захаровича Мироненко, неудачника из Берлина. Похоже, его трагедия заразительна. Баллард решил, что завтра разыщет Саклинга и выжмет из него кое какую информацию. А пока что его мучат боли в голове и руках, и он хочет спать. Усталость может отразиться на правильности его суждений, а сейчас он нуждался в них, как никогда. Несмотря на слабость, он не мог заснуть час или больше, но и потом сон не принес ему отдыха. Ему снились шепоты, а над ними, нарастая и заглушая их, рокот вертолетов. Дважды он просыпался от ужасных ударов в голове; дважды, пытаясь понять, что говорят ему шепоты, он снова опускал голову на подушку. Проснувшись в третий раз, ему показалось, что от грохота его голова сейчас разломится; он серьезно испугался за свое здоровье. Ослепнув от боли, он сполз с кровати. – Пожалуйста… – стонал он, как будто кто то мог сейчас ему помочь. Из темноты раздался спокойный голос: – Что тебе нужно? Он ничего не стал спрашивать, только сказал: – Сними боль. – Ты можешь сделать это сам, – сказал голос. Он прислонился к стене, обхватив руками свою раскалывающуюся на куски голову, со слезами на глазах. – Я не знаю, как, – сказал он. – Это сны вызывают боль, – ответил голос, – поэтому ты должен их забыть. Понимаешь? Забудь их, и боль пройдет. Он понял, но не знал, как это сделать. Он не мог управлять собой во сне. Шепоты приходили к нему, не он к ним. Но голос настаивал: – Сои вызывает боль, Баллард. Ты должен похоронить его. Похоронить глубоко. – Похоронить? – Вообрази это, Баллард. Представь себе это подробно. Баллард повиновался. Он представил похоронную команду и гроб, и свой сон, лежащий в гробу. Он заставил их копать глубоко, как велел ему голос, чтобы никогда уже не выкопать. Но как только он представил, что гроб опускают в могилу, то услышал, что стенки его затрещали. Сон не хотел быть похороненным, стенки гроба начали разламываться. – Быстрее! – сказал голос. Шум моторов достиг уничтожающей силы. Из ноздрей пошла кровь: он чувствовал соль в горле. – Заканчивай с ним! – визжал голос, перекрывая шум. – Засыпай его! Баллард заглянул в могилу. Ящик бился от стенки до стенки. – Засыпай же, черт тебя побери! Он попытался заставить похоронную команду подчиниться, чтобы они взяли свои лопаты и погребли заживо эту беспокойную штуку, но они не слушались. Вместо этого они, так же как и он сам, смотрели в могилу, как бьется за жизнь содержимое ящика. – Нет! – вопил голос в бешенстве. – Вы не должны смотреть! Ящик метался по дну ямы. Его крышка разлеталась в щепки. На мгновение Баллард увидел, как что то ярко блеснуло между досок. – Оно убьет тебя! – сказал голос, и как бы в подтверждение этому мощность звукового давления превзошла пределы выносливости, сметая и похоронную команду, и гроб, и все остальное в единой вспышке боли. |
