Когда, в конце концов, поздно ночью они добрались до Рогатина, она уже не могла устоять на ногах, пошатывалась, при­шлось созвать мужчин, чтобы те перенесли старушку в дом. Все, впрочем, оказались и не нужными, хватило одного. Сколько там могла весить старая Йента? Всего ничего. Словно худая коза.

Элиша Шор принял тетку с некоторым замешательством, но устроил приличную постель в небольшой комнате и приказал женщинам заботиться о старушке. После полудня отправился к ней, и теперь, как обычно, они шепчутся. Ведь они знают один дру­гого целую жизнь.

Элиша глядит на тетку с озабоченностью. Йента понимает, что его волнует.

- Неподходящий момент, что?

Элиша не отвечает. Йента ласково щурит глаза.

- А разве бывает подходящий момент для смерти? – в конце концов, философски заявляет Элиша.

Йента отвечает, что подождет, пока не прокатится весь этот вал гостей, от дыхания которых стекла в окнах покрываются паром, а воздух делается тяжелым. Подождет, пока все участники не разъедутся к себе после танцев и водки, пока не сметут гряз­ные опилки с полов и не помоют посуду. Элиша глядит на тетку как бы озабоченно, только мыслями он где-то далеко-далеко.

Йента никогда не любила  Элишу Шора. Это человек, который внутри себя словно дом с многими помещениями – в одном то, в другом – другое. Снаружи все выглядит будто одно здание, но внутри заметна та самая множественность. Никогда не ведомо, чего от этого человека ожидать. И еще кое-что – Элиша Шор вечно несчастлив. Вечно ему чего-то не достает, вечно он по чему-то тоскует, ему хотелось бы иметь то, что есть у других, или наоборот – у нег имеется нечто такое, чего у других нет, и что они счи­тают ненужным. Именно это и делает его человеком неудовлетворенным и озлобленным.

Поскольку Йента здесь самая старшая годами, каждый, кто приезжает на свадьбу, сразу же идет с ней поздороваться. Гости неустанно посещают старуху в комнатке на самом конце лабиринта, во втором доме, в который нужно проходить через дво­рик, и который через улицу соседствует с кладбищем. Дети заглядывают к ней сквозь щели в стенах, самое время законопатить их перед наступлением холодов. Долго просиживает у нее Хая. Йента кладет ее ладони себе на лицо, прикасается к ее глазам, губам и щекам – это видели дети. Гладит ее по голове. Хая приносит старушке всякие вкусности, поит ее куриным бульоном, добавляя в него ложку гусиного смальца, и тогда старая Йента долго и со вкусом чмокает, облизывает узкие, сухие губы, вот только смалец не добавляет ей сил, чтобы она могла подняться.

Сразу же после приезда пожилую родственницу идут проведать и гости из Моравии – Соломон Зальман и его молодень­кая жена Шейндель. Из Брюнна сюда они добирались три недели через Жлин и Прешов, а потом через Дрогобыч, вот только там же путем возвращаться не собираются. В горах на них напали какие-то беглые мужики, и Зальману пришлось заплатить им круп­ный выкуп, счастье еще, что у них не отобрали всего. Теперь будут возвращаться через Краков, пока не упадут снега. Шейндель уже беременна их первенцем, только-только сообщила об этом мужу. Ее мутит. И больше всего раздражает ее запах каффы и при­прав, которым тянет от лавочки и который слышен в первой части обширного обиталища Шоров. Не по душе ей и запах, исходящий от старой Йенты. Она боится этой женщины, как будто бы какой-то дикарки, в ее странных платьях, с волосами на подбородке. В Моравии пожилые женщины выглядят гораздо порядочнее, они носят накрахмаленные чепцы и опрятные фартуки.