Мгновение спустя он заглянул в каюту:

— Все хорошо?

— Да, заходи. А то заболеешь.

Он спустился и со смехом закрыл дверь.

— Говоришь как старушка.

Хейзел сумела выдавить смешок, хотя лодка по-прежнему качалась на волнах.

— Этого я и добивалась.

Над кроватью был палубный иллюминатор, но Хейзел не смогла разглядеть в нем ничего, кроме потоков дождя. Крошечную каюту освещало несколько маленьких ламп.

Ноа сбросил мокрую рубашку (куртку он уже оставил на палубе), и едва Хейзел успела перевести дыхание, как его джинсы тоже исчезли. Он стоял у изножья кровати в одних боксерах и с плетеными браслетами на запястье. Его волосы намокли и в приглушенном свете выглядели темно-каштановыми. Он взял полотенце со скамьи и провел им по волосам, отчего пряди растрепались во все стороны.

Хейзел наблюдала, как сокращаются мышцы его рук и спины, вспоминала, как он двигался, пока доставлял их сюда, в безопасное место.

Она судорожно сглотнула:

— Я забрала всю твою одежду.

Ноа одарил ее кривой ухмылкой:

— Тогда тебе придется самой меня согреть.

Он залез на кровать рядом с Хейзел, и она поспешила поднять одеяло, приглашая Ноа забраться под него. Его кожа оказалась прохладной на ощупь, когда они прижались друг к другу, и она уткнулась лицом в изгиб его шеи.

— По-моему, это слишком большое приключение для меня.

— Нет, — возразил он, зарывшись носом в кудри на ее макушке. — Ты отлично справилась. — Он обнял ее крепче. — Почему ты всегда так недооцениваешь себя, Хейз?

Она отстранилась, чтобы увидеть его лицо. Даже в приглушенном свете Ноа сиял, и от его взгляда ей становилось теплее.

— Ты же Хейзел Келли, черт возьми. Умная. — Он поцеловал ее в щеку. — Забавная. — Поцеловал в другую. — Милая. — В нос. — И безумно сексуальная. — В мягкие и теплые губы.

Она вздохнула, расслабляясь в его объятиях. Казалось, даже шторм утих.

— Тебе не нужна была моя помощь, чтобы все это выяснить, — сказал он.

— Может, и так. Но я рада, что ты был рядом.

— Правда?

— Ты мне нравишься, Ноа.

— Да?

Хейзел улыбнулась, притягивая его ближе и чувствуя, как он откликается на ее прикосновения, даже несмотря на мешковатую одежду на ней.

— М-м-м. Очень.

Так сильно, что она усомнилась, было ли «нравится» подходящим словом. Может, в какой-то момент между пьяным вечером в черничнике и этим безумным штормом чувства Хейзел к Ноа из симпатии превратились во что-то гораздо большее?

В то, на что Ноа совершенно точно не подписывался.

В то, что она непременно оставит при себе, пока не окажется на суше и не разберется с накрывшей ее тревогой. Наверное, это как-то связано с пережитой сегодня смертельной опасностью.

— Ты мне тоже нравишься, Хейзел Келли.

— Правда?

Ей было приятно это слышать. Если она перескочила от симпатии к… чему-то другому… то вдруг и он тоже?

Ноа улыбнулся:

— Да. — Он забрался на нее. — Очень, — и запечатлел это слово поцелуем на ее коже. — Но чтобы доказать это, всю эту одежду придется снять.

Он потянул за огромные штаны, которые она надела, и Хейзел рассмеялась:

— Ты сам велел мне ее надеть!

— Тогда я хотел повести себя благородно.

— А сейчас?

— А сейчас я хочу снять с тебя эти дурацкие штаны, — сказал Ноа, щекоча ее шею, и Хейзел захихикала.