Как-то очень даже озадаченно.
– Ах, да не берите в голову, парни!
Быстро вспомнив, кто он и где, Игорь вновь повернулся к пленнику:
– Ну, так кто ты? Понимаешь – кто?
– Свиней я пасу, – наконец, отозвался мужичонка. – Не своих – хозяйских. Там дубрава недалеко. Желуди. Свиньи их – ам, ам. Желуди, понимаешь? Ам, ам.
– Ах, свинопа-а-ас, – протянул князь. – Все с тобой понятно. А хозяин твой кто? Небось какой-нибудь благородный господин, рыцарь?
– Господин, у-у-у! Не рыцарь, нет. Этот… бауэр!
– Бауэр! И что, большая у твоего бауэра ферма? Не понял? Земли, спрашиваю, много ли?
Свинопас часто закивал и так же часто заговорил, затараторил так, что едва можно было понять. Князь уловил только, что бауэр не датчанин, а немец, и весьма зажиточный. Пахотной земли много, а еще и лес, и луга, и выгоны, а вот покосов хороших маловато. Все добрые покосы заграбастали клятые жители Локсы. Локса – то ли небольшой городок, то ли селение… то ли это просто болото так называлось, а городок – как-то по-иному, этого никто уже не разобрал.
– А что, не знаешь ли, ревельцы, воины, куда подались? К хозяину твоему или в эту… как ее… в Локсу? Ну, в городок…
– К хозяину – не-а! – уверенно отозвался пленник. – Хозяин их – у-у-у! Палками приказал прогнать.
– О как! – Довмонт изумленно моргнул. – Это за что же палками?
– Ревельцы – те еще жуки, у-у-у! Завсегда нашего брата крестьянина обидят. Вот и в прошлый раз – трех свиней украли, у-у-у!
– Воры, значит, ревельцы.
– Воры, ага! Я и говорю. Три свиньи сожрали – не подавились. У-у-у!
– Значит, я так понимаю, ночевать они в Локсе будут… Ну, или так там эта чертова дыра называется…
– Угу, угу, – закивал свинопас. – Туда и пошли, ага. На конях, пешие. Полон погнали.
Полон…
Свинопаса не тронули – отпустили. Рассказал он не так уж и мало, к тому же прояснил самое главное. Да и так… воевать со свинопасами было как-то не комильфо. Повезло мужичку, чего уж. Даже по шее не настучали, просто объехали. Пришпорили лошадок, понеслись так, что при всем своем желании недалекий эст Яак не успел бы никого предупредить.
Селение взяли с налета. Эту самую Локсу или как ее там. Никаких особенных укреплений там не было, похоже, местные жители больше надеялись на лес. Однако нынче укрыться не успели, просто не подумали, надеясь на ревельское войско. Ну, ревельцы же только что были, прошлись походом, даже наскоро повесили каких-то чертей.
– Каких чертей? – сняв шлем, Довмонт хмуро посмотрел на старосту, не старого, но уже изрядно поседевшего мужчину с желтым скучным лицом провинциального аптекаря.
– Да, коли изволите взглянуть, так идемте… Там, на заднем дворе, где липы…
На заднем дворе обширной усадьбы действительно росли высокие липы, смотревшиеся настоящими красавицами даже сейчас, без листвы. Их было семь, этих красавиц. И на каждой – по два висельника. Всего, стало быть, десять повешенных.
– Почтенный олдерман Питтс говорил, что эти люди задумали побег… и попались, – пояснил староста.
Он еще что-то говорил… Довмонт не слушал. Он смотрел… смотрел на длинную фигуру своего старинного друга. С кем когда-то играл, бегал, смеялся, с кем провел детство… там, в Литве, в Нальшанах и Утене. Нынче товарищ детских игр недвижно висел на ветке… на перекинутой через ветку веревке, точнее сказать. Висел, покачивался на ветру, среди прочих трупов. |