– Меня зовут Вайшнорас, княже. Мой дед был криве, жрецом. Я кое-что умею…

– Делай, – бесстрастно кивнул кунигас.

Низко поклонившись князю, Вайшнорас встал на самом краю могилы и, обернувшись, подал знак воинам. Сейчас он, внук жреца, был здесь за главного. Именно через него образовывалась сакральная связь с богами, и Вайшнорас четко осознавал это. Понимал – сплоховать нельзя, нужно все сделать так, как требовали обычаи… и древние, но вовсе не забытые литовцами боги!

Этот молодой воин и сам нынче был как бог. Внук жреца сам стал жрецом, по крайней мере на время… и совсем не ощущал холода. Мускулистый торс его казался красным в дрожащем пламени факелов… красным, как кровь.

Воины с суровыми лицами подвели к Вайшнорасу трех юных дев. Босые, в одних тонких льняных рубашках, девушки, однако же, дрожали вовсе не от холода, а от страха. Одна из пленниц плакала, размазывая слезы по щекам, две других обреченно опустили головы…

– Не плачь, девица, – взяв жертву за руку, мягко улыбнулся жрец. Улыбнулся… достал левой рукой нож и, поставив девушку на колени, одним взмахом перерезал ей горло.

Тут же на колени поставили и двух других дев… Вайшнорас сделал свое дело быстро и ловко – и впрямь внук жреца не потерял сноровки! Алая дымящаяся кровь оросила мерзлую землю, воины тут же столкнули в могилу теплые тела жертв.

Жрец затянул песнь… ее подхватили все, включая князя…

– Теперь у тебя есть красивые наложницы, славный Любарт, – подняв к небу окропленные жертвенной кровью руки, с улыбкой промолвил Вайшнорас. – Славные молодые девы. Владей ими, герой! Будет у тебя и боевой конь… и достойный оруженосец…

Тотчас же послышалось ржание – воины подвели к могиле коня, а следом за ним – молодого светловолосого парня, недавно посвященного в рыцари. С ним долго не церемонились.

– Славный рыцарь Михаэль? – негромко уточнил криве.

Парень отрывисто кивнул:

– Да!

Это было его последнее слово. В свете факелов зловеще сверкнул нож, и алая кровь вновь окропила могилу. Туда же полетело и тело.

– Вот тебе оруженосец, славный Любарт!

Наконец, дошло дело и до коня, но и его опытный внук криве зарезал быстро. Десяток воинов тут же столкнули тушу вниз.

– А вот и верный конь! Владей им.

Снова затянули песнь… Ветер стих, и мокрый снег падал на головы воинов.

Вообще-то погребенных нужно было сжечь, однако, ввиду полного отсутствия времени, могилу просто забросали землей, закопали. Холма не насыпали, не ставили и каких-то знаков – сам дуб и был таким знаком и памятником.

С этого времени Довмонт не знал пощады, предав огню и мечу все северные эстляндские земли, от Нарвы до Ревеля. Верная дружина псковского князя разрушала, грабила, жгла все, до чего могла дотянуться, оставляя после себя выжженную землю, горе, слезы и страх. А еще – ненависть!

Князь закусил удила, словно взбесившийся конь. Именно что взбесившийся, от слова «бес». Древние боги языческой Литвы снова воспрянули в мятущейся душе Даумантаса, так, что славный князь почти забыл о своем христианском имени. Имя же Довмонт отныне вызывало ужас.

Небольшое селение попалось на пути Довмонта уже у самого Ревеля и, как всегда, было захвачено с ходу. Воинов и всех защитников селения убили, тех же, кого можно было оставить в живых – оставили, взяли в полон. Кроме людей, захватили муку и зерно, лошадей и телеги – все это было на руку быстро богатевшей дружине. Каждый воин – без разницы, язычник ли, христианин – все больше и больше уважал своего князя.