За спиной стоял немолодой татарин в дворницком фартуке, а в руках у него была зажата лопата! Заглянувшее в переулок солнце сверкнуло на заточенном железном крае, дворник глянул на Митю исподлобья черными мрачными глазищами и перехватил черенок покрепче.

Митя сделал шаг назад.

Вот сейчас дворник прыгнет вперед, занесет лопату над головой…

Дворник и впрямь шагнул вперед, и расплылся в белозубой улыбке.

— Извиняйте, барич! Думал, пьянь какая, того, по неприличной надобности забрела. Может, помощь какая нужна? Позвать кого или за коляской сбегать?

— Благодарю, любезнейший, ничего не нужно, — надтреснутым голосом ответил Митя, с усилием заставил себя отшагнуть еще и повернуться к дворнику спиной.

— Я пойду.

— Доброго вам дня, барич!

Спотыкаясь, и отчаянно запрещая себе оглядываться, Митя зашагал к выходу из проулка. Дмитрий Меркулов, усмиритель мертвецов и победитель варягов, в страхе бежал от дворника с лопатой! Хорошо хоть, об этом никто не знает, даже сам дворник.

Прилагая усилия, чтоб удержать нервное хихиканье, Митя свернул на проспект и двинулся в сторону дома.

— Дмитрий, здравствуйте! Произошло нечто прекрасное, что вызвало на вашем лице столь блаженную улыбку?

На молодых людей у края тротуара Митя обратил внимание, лишь когда сворачивать стало совершенно неприличным.

Алешка Лаппо-Данилевский скользнул по свертку у Мити в руках таким ироническим взглядом, что Мите пришлось сделать усилие, чтоб не спрятать сверток за спину. Да, покупки должен доставлять приказчик, а вещи из починки забирать горничная, но Великие Предки, вот он еще перед Алешкой не смущался!

Митя перехватил пакет покрепче и сам придирчивым взглядом окинул своего давнего… нет, не врага, много чести ему! Просто — крайне неприятного типуса, замешанного разом со своим папенькой во многие преступлениях. Только вот не пойманного пока.

Преступный типус Алешка был хорош! Шитый сюртук отличного сукна делал его плечи шире, а талию — тоньше. Крой панталон был наимоднейшим, по крайности, в начале лета, когда Митя уезжал из Петербурга.

«А ведь ему шил кто угодно — но не Йоэль! Если всё получится, только у меня будет гардероб от альва-портного, в жилах которого течет кровь старших детей богини Дану! Тут не то, что Алешка, сам младший князь Волконский от зависти изойдет!» — Митя заулыбался еще радостнее.

Алешка при виде его счастливой физиономии насупился:

— Неужели тоже радуетесь указу государя? Или что приняли его только сейчас?

«У тебя никогда не будет шитых альвом сюртуков!» — мысленно повторил Митя, и даже веки прикрыл, упиваясь сознанием своего превосходства. — «И я позабочусь, чтоб ты прочувствовал это во всей полноте прежде, чем уничтожу тебя окончательно!»

Двое других: смуглый кудрявый гимназист и широкоплечий реалист, в чистых, но при том весьма поношенных форменных мундирах, были бы Мите и вовсе не интересны, если бы не их явное противостояние с Лаппо-Данилевским.

— Господа, если уж Алексей не удосужился нас представить, позвольте, я сам… Дмитрий Меркулов. — он резко, почти по-гвардейски, наклонил голову.

— Тысячу извинений, Митя, я должен был сообразить, что знакомство с сыном еврейского сапожника вас порадует, — ехидно протянул Алешка. — Захар Гирш, ученик шестого класса гимназии. Пока еще… — многозначительно добавил он.

«Сапожника? — в смятении подумал Митя. — В Петербурге я, конечно, был знаком с парой сапожников, но это знакомство касалось только и исключительно сапог.